шаманы Tag

Известный государственный деятель И. П. Корнилов в 1847-1849 гг. проходил военную службу в Восточной Сибири. В 1848 г. он посетил Ачинский и Минусинский округа Енисейской губернии. По результатам поездки он опубликовал статью «Воспоминания о Восточной Сибири – город Ачинск и поездка в 1848 году на Божьи озера И. П. Корнилова», в которой содержатся ценные сведения о жизни и быте хакасов-кызыль- цев. В статье анализируется указанное сочинение И. П. Корнилова.

I. P. KORNILOV AND HIS NOTES ABOUT THE NORTH KHAKASS-KYZYLIAN (MIDDLE XIX-TH CENTURY)

Valeriy K. Chertykov

A famous statesman I. P. Kornilov served in military service in 1847-1849 years in East Siberia. He visited Achinsk and Minusinsk districts of Yenisei province. As a result of the trip he published an article “Memories of the Eastern Siberia – Achinsk city and a trip of I. P. Kornilov in 1848 year to the God’s lakes”, that contains valuable information about the life and culture of the khakass-kyzylian. The article analyzes the work of I. P. Kornilov.

В середине XIX в. ценный материал о северных хакасах-кызыльцах собрал Иван Петрович Корнилов (1811-1901). Он родился в местечке Сокольцы Подольской губернии. Учился в Пажеском корпусе (1826-1830), выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк. В 1831 г. участвовал в подавлении польского восстания. В 1839 г. состоял при профессоре Николаевской академии князе Голицыне по составлению нового курса военной истории и теории стратегии. В 1843 г. назначен старшим адъютантом в штаб главного начальника военно-учебных заведений. В 1847 г. в чине подполковника служил дежурным штаб-офицером Дежурства войск Восточной Сибири. В 1848-1849 гг. командовал 3-й бригадой 34-й пехотной дивизии. За отличие по службе И. П. Корнилов был произведен в полковники и в 1851 г. назначен старшим членом Межевой канцелярии и состоял при управляющем Межевым корпусом. В 1857 г. произведен в действительные статские советники с увольнением от военной службы и назначен инспектором казенных училищ Московского учебного округа. С 1864 г. – попечитель Виленского учебного округа. Член Совета министра народного просвещения (18681901), с 1874 по 1879 г. – товарищ (заместитель) министра народного просвещения, действительный тайный советник.

По долгу службы он собирал различные материалы (о состоянии золотопромышленности, сведения о зверопромышленности, статистикоэтнографические сведения о народонаселении Восточной Сибири, о положении ссыльнопоселенцев Енисейской губернии, статистические сведения о казаках Саянской и Абаканской станиц и др.) для составления рапортов генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву. В его личном фонде в Российском государственном историческом архиве хранятся статистические и этнографические материалы о хакасах Ачинского и Минусинского округов. По его запросам в 1848 г. из Кизыльской, Качинской, Койбальской и Сагайской степных дум были предоставлены следующие материалы: «Донесения Качинской и Койбальской степных дум И. П. Корнилову о находящихся в их ведении “инородцах”», «Рапорт Кизыльской степной думы в Ачинский земский суд о состоянии Кизыльского кочевья от 7 марта 1848 г.». Корнилов начинает интересоваться географией, историей и этнографией Восточной Сибири. Он делает выписки из трудов Г. Ф. Миллера, И. Э. Фишера, П. С. Палласа, И. Г. Георги и др. исследователей Сибири, изучает русскую и иностранную научную литературу по географии и этнографии России.

Параллельно он занимается сбором материалов для написания научных работ, в том числе по этнографии кочевых народов Енисейской губернии. Им составлены «Библиографические заметки по этнографии Сибири»5, «Заметки со статистическими сведениями о коренном населении Качинской, Сагайской и Койбальской степных дум»6, «Записки с этнографическими сведениями о народонаселении Восточной Сибири (оседлые и кочевые народы)»7, «Статистико-этнографические сведения о Енисейской губернии с пометками И. П. Корнилова»8. В 1848 г. он был избран членом Русского географического общества. Впоследствии он публиковал работы по статистике, географии, этнографии, истории народного образования в России.

В 1848 г. он побывал в Ачинском и Минусинском округах Енисейской губернии, где посетил улусы кочевых «инородцев». По результатам этой поездки им была опубликована статья «Воспоминания о Восточной Сибири – город Ачинск и поездка на Божьи озера» [1], в которой он описал жизнь и быт северных хакасов-кызыльцев. Это настоящий ученый труд. Статья завершается обширными примечаниями. В работе он делает ссылки на книги Г. Ф. Миллера, И. Э. Фишера, П. С. Палласа, И. Г. Георги, И. С. Пестова, А. П. Степанова, П. А. Словцова. Из опубликованных источников им использованы «Древняя российская вивлиофика» Н. И. Новикова, «Акты Археографической экспедиции», «Акты исторические, изданные Археографической комиссией», «Полное собрание законов Российской империи». При написании этой обширной статьи Корнилов использовал материалы Кызыльской степной думы и свои личные наблюдения.

Следует отметить, что в 1853 г. в газете «Казанские губернские ведомости» начал публиковать свои статьи о кызыльских татарах1 сибирский чиновник и начинающий этнограф и краевед князь Николай Алексеевич Костров (1823-1881). В том же 1853 г. его статьи были перепечатаны и вышли отдельной книжкой [2]. В своей работе И. П. Корнилов не упоминает о публикации Н. А. Кострова, потому что свою работу он написал задолго до выхода в свет упомянутых статей князя о кызыльских татарах. Корнилов писал о них на основе личных наблюдений, а Костров, в то время делопроизводитель Енисейского статистического комитета, получил сведения из Кызыльской степной думы по специально составленному им опроснику. Эти материалы были доставлены ему степной думой в 1852 г. [3, с. 14].

Историю завоевания Сибири («Замечания о завоевании Сибири») И. П. Корнилов дает по трудам Г Ф. Миллера и И. Э. Фишера. Причина быстрых успехов русского оружия, по его мнению, объясняется осторожностью, снисходительностью правительства и мерами, совершенно согласными с характером русского народа. Завоеватели не составляли в Сибири отдельной, господствующей касты. Инородцы легко уживались с русскими из-за врожденного у последних добродушия и способности к общению с другими народами. Русские, в отличие от европейцев (англичан и испанцев), легко сближались с чуждыми племенами, смешивались с ними. Покоренным народам была предоставлена свобода религиозная и гражданская, что также способствовало сближению их с русскими [1, с. 608-609].

Корнилов отметил, что Восточная Сибирь мало изучена. Особенно это заметно по сравнению с Кавказом, не так давно присоединенному к России. По Кавказу опубликовано так много работ, что читателю остается только выбирать из этого множества сочинений. Он писал: «У нас нет ни одного удовлетворительного сочинения о статистике, истории и этнографии края. Это неполное знание Сибири может более или менее препятствовать правильному развитию ее благосостояния. Исторические памятники со временем уничтожаются, многие племена Сибири, особенно бродячие, вымирают, смешиваются с русскими и утрачивают первоначальный тип, а потому всякая медленность в исследованиях археологическом и этнографическом есть потеря невознаградимая» [1, с. 636-637].

Летом 1848 г. Корнилов совершил путешествие из Ачинска в Минусинск по почтовому тракту, который связывал два окружных города.

Доехав до с. Ужур, он решил свернуть с большой дороги на Божьи озера, называемые кызыль- цами Тигер-голь (т. е. Небесное озеро), желая осмотреть замечательные местности Ачинского округа, а также золотые промыслы Июсской системы. Затем он планировал снова выехать к тракту в с. Абаканское и по правому берегу Енисея следовать в г. Минусинск.

По пути следования его внимание привлекли рисунки и письмена («татарские» и «монгольские»), выбитые на камнях. Он писал, что «есть писаные утесы в горах, среди степей и на берегах рек». В статье он привел несколько зарисовок писаниц, сделанные им самим.

Так, он зарисовал большой фрагмент Бечи- щенской писаницы. Она находилась на утесе вблизи Черного Июса, в четырех верстах от зимнего улуса Печище, где раньше находился центр думы. Корнилов предположил, что изображения львов, тигров, верблюдов были начертаны пришельцами из южных стран. Он отметил, что верблюдов в настоящее время не разводят ни в Ачинском, ни в Минусинском округах [1, с. 633].

На примере у. Ураки (также бывший центр Кызыльской думы) он описал вид и устройство татарских улусов. Это поселение представляло собой беспорядочно разбросанное на открытой равнине собрание юрт всех возможных видов, окруженное множеством заборов из продольных жердей, составляющих открытые дворы для загона на ночь овец, лошадей, телят, коров. Здесь были юрты полушарные и в виде усеченных конусов; другие имели форму будок: с четырьмя, шестью и восемью сторонами, с дверями и острыми крышами или вовсе без крыш, но с одним потолком, что дает им вид сундуков. Были юрты в виде будок, построенные из тонких бревен и кладкой венцами, похожие постройкой на крестьянские избы. Полушарные и конические юрты покрыты листами бересты. Берестяные листы, распаренные для гибкости в горячей воде, сшивались бычьими жилами или нитями дикой конопли в одно большое одеяло, накидываемое на жерди, образующие основание юрты. Вход в юрту закрывал берестяной полог. В Ураках Корнилов заметил полушарную юрту, купол которой был покрыт берестой, а стенки состояли из частого плетня. У кызыльцев юрты по большей части бревенчатые, берестяных немного. Они поставлены друг к другу как попало: спиной, передом и боком, поэтому нет прямых улиц и переулков. В улусах нет огородов и не видать ни одного дерева. В загонах кучами лежит навоз, который в Сибири вообще не употребляется для удобрения земли.

Кочевые татары перегоняли стада и табуны непременно два раза, а иногда три и четыре раза в течение года. Летом скот пасли в горных и прохладных долинах при берегах рек и озер; на зиму стада угонялись в места открытые, где ветер сдувает снег и скот может по малоснежью всю зиму добывать подножный корм. У некоторых имелись осенние и весенние пастбища, где устраивались постоянные юрты из бревен или плетня (кошмовые и берестяные юрты переносились с места на место), поэтому имелись улусы зимние и летние.

В зимних юртах устраивались обыкновенно круглые, с прямо выведенными трубами камины, называемые чувалами. К чувалу примыкает малая печь, с вмазанным в нее чугунным котлом; труба этой печи проведена рукавом в трубу чувала. В летниках нет чувалов, а огонь раскладывается среди юрты на глиняном поддоне.

Улус Ураки был населен полуобрусевшими татарами. Многие жители изменили кочевому быту и жили круглый год на одном месте; впрочем, они сохранили привычку строить зимние и летние жилища. С наступлением теплой погоды они перебирались из зимников в летники, построенных иногда в нескольких шагах от первых. Русское влияние было весьма заметно, жители приняли православие, некоторые носили бороды, одевались по-крестьянски и говорили вполне порядочно по-русски [1, с. 637-638].

Большой и богатый у. Тагдал (центр Кызыльской думы) располагался на берегу Тигер-голя (Небесное озеро) на небольшом плоском перешейке, отделяющем Большое озеро от Малого. На перешейке извивается ручей, соединяющий оба озера и называемый Боос (рождающий); между озерами расстояние не более полуверсты. Здесь жил родоначальник татар – Тимофей Петрович Кулагашев. Инородцы этой думы, подчиненной наравне с русскими волостями ачинскому исправнику, разделены на 12 улусов: Кизильский, Шуйский, Больше-Ачинский, Мало-Ачинский, Игинский, Курлуков, Камларский, Аргунский, два Басагарских и два Мелетских. Последние два улуса находились севернее г. Ачинска, при впадении в Чулым р. Кемчуг. Из-за отдаленного положения они находились в ведении Мелетской управы, но были подвластны Кызыльской думе. На берегах Божьего озера были разбросаны юрты Больше-Ачинского улуса [1, с. 654].

В 1831 г. при губернаторе Степанове в думе числилось 2855 родовичей (муж. пола), в том числе 375 кочующих земледельцев; в 1848 г. их численность уменьшилась до 2751, в их числе было 244 земледельца и 63 торгующих. Уменьшение численности Корнилов объясняет тем, что некоторые торговцы и земледельцы по своему желанию исключались из ведомства степной думы, перечислялись в крестьяне и поступали в управление волостное. Так, в двух Басагарских улусах, где числилось 196 ясачных родовичей, с 1832 г. исключены из ведомства думы и записаны в крестьяне 10 человек.

К Петрову дню многие съезжались в с. Ужур для крещения младенцев и венчания; иногда приходские священники сами посещали улусы для совершения церковных треб. Были еще и шаманы. Они втайне продолжали лечить больных татар [1, с. 640-641]. Богатые кызыльцы, имевшие более сотни дойных коров, запасались вдоволь молочным вином и пьянствовали круглый год, возбуждая зависть бедняков. Автор поясняет: «Арака перегоняется на огне в медных кубах из неснятого молока. Татары никогда не отнимают телят у дойных коров; масло сбивают из сметаны и меняют русским на хлеб и другие товары; из простокваши и сыворотки готовят айран в больших десятиведерных кадях» [1, с. 658].

Близость русских деревень имела заметное влияние на кызыльцев, особенно на тех, которые жили по соседству с Ужуром: все они порядочно говорили по-русски и жили в согласии с крестьянами, стараясь им подражать в хозяйстве и одежде. Корнилов считал, что божеозерские кызыльцы в скором времени совершенно обрусеют и ничем не будут отличаться от русских крестьян. Значительное уменьшение чулымских и июсских татар произошло не от переселения или смертности, но оттого, что множество обрусевших татар целыми деревнями были перечислены в разное время в крестьяне.

Улус Тагдал был обширнее и многолюднее Ураков. Жители улуса занимались рыбной ловлей в озерах и хлебопашеством. Родоначальник Кызыльской думы Кулагашев имел посевы до 40 десятин и продавал хлеб на ачинские золотые промыслы; прочие татары засевали по одной или две десятины. Зимники и летники были размещены в некотором порядке; некоторые зимники построены с крытыми крыльцами и лестницами и имели наружность хороших русских изб.

И. П. Корнилов отметил новое явление, появившееся среди кызыльцев. Русские крестьяне начинают нанимать их в рекруты вместо своих сыновей: «По улице бойко расхаживал кизилец лет 25, румяный и здоровый, с трубкой в зубах, в щегольском синем армяке, кумачной рубахе и новых кунгурских сапогах; двое русских крестьян, нанимавших его за свое семейство в рекруты и наградивших его новой одеждой и трубкой, стояли поодаль» [1, с. 642-643]. Этот факт говорит о том, что многие кызыльцы перешли на русский язык и мало чем отличались от русских крестьян.

И. П. Корнилов записал распространенную среди татар легенду о неизвестном народе чудь, жившем здесь в прежние времена: «Татары уверяют, что в некоторых маяках они находили железный шлак и следы кузниц; по их мнению, маяки суть развалины становищ неизвестного народа, и камни служили для постановки юрт; другие инородцы рассказывают, что когда береза, спустившись с склонов Урала и разрастаясь по Сибири, проникла к Енисею, то шаманы предсказали единоплеменникам о покорении их Белым царем, и дикари, желая скорее расстаться с жизнью, нежели с независимостью, выкопали могилы, обнесли их камнями и зарылись в них со всеми сокровищами» [1, с. 629].

Таким образом, И. П. Корнилов оставил нам ценные сведения о жизни и быте северных хакасов-кызыльцев середины XIX в. Он правильно отметил, что они постепенно перенимали язык и образ жизни русских крестьян. Корнилов первым из исследователей отметил факт привлечения кызыльцев в рекруты за плату. К сожалению, эта статья, опубликованная в малодоступном издании, не получила широкой известности (в отличие от публикаций князя Н. А. Кострова) и не оказала большого влияния на последующих этнографов и краеведов, занимавшихся изучением северных хакасов.

ЛИТЕРАТУРА

Корнилов И. П. Воспоминания о Восточной Сибири – город Ачинск и поездка в 1848 году на Божьи озера И. П. Корнилова // Магазин землеведения и путешествий, изд. Н. Фроловым. – М., 1854. – Т. III. – С. 605658.

Костров Н. А. Кизильские татары. – Казань, 1853. – 38 с. Ярилов А. А. Кызыльцы и их хозяйство. – Юрьев, 1899. – 366 с.