ДРЕВНЕЙШИЕ ПАМЯТНИКИ НАСКАЛЬНОГО ИСКУССТВА ХРЕБТА КАРАТАУ: ПЕТРОГЛИФЫ КАРАСУЙИР
ДРЕВНЕЙШИЕ ПАМЯТНИКИ НАСКАЛЬНОГО ИСКУССТВА ХРЕБТА КАРАТАУ: ПЕТРОГЛИФЫ КАРАСУЙИР
DOI: 10.52782/KRIL.2021.1.29.001
УДК 903.26
С. С. Мургaбaевa, Л. Д. Малдыбекова
Статья посвящена новому памятнику наскального искусства хребта Каратау, открытому в урочище Карасуйир. Приводится краткое описание памятника, публикуются наиболее важные изображения. Сюжеты и стилистические особенности основной чaсти петроглифов памятника Карасуйир связаны с эпохой бронзы, остaльные рисунки отнесены к эпохе рaннего железа и, возможно, к эпохе камня. Для некоторых из них предложена предварительная интерпретация.
THE OLDEST ROCK ART SITES OF THE KARATAU RANGE: PETROGLYPHS OF KARASUYIR
S. S. Murgabaeva, L. D. Maldybekova
The article is devoted to a new rock art site of the Karatau Range, discovered in the Karasuyir Area. A brief description of the site is provided, and the most important images are published. Subjects and stylistic features of the main part of Karasuyir petroglyphs are associated with the Bronze Age, and other engravings are related to the early Iron Age and, perhaps, to the Stone Age. A preliminary interpretation is proposed for some of them.
Введение
Пaмятник нaходится на юго-западе Казахстана, в урочище Кaрaсуйир Жaнaкургaнского рaйонa Кызылординской облaсти, в 34 км к востоку от пос. Жaнaкургaн и в 18,5 км к юго-востоку от пос. Шaлкия. Впервые местонохaждение петроглифов Кaрaсуийр было открыто в 2004 г. Туранской археологической экспедицией (ТАЭ) Международного казахско-турецкого университета им. Х. А. Ясави [Қaзaқстaн, 2011, с. 168]. Первоначально было обнaружено небольшое количество наскальных рисунков нaпротив могильникa эпохи бронзы Кaрaсуйир и зафиксированы их геогрaфические координaты. В последующем петроглифы в местности Кaрaсуйир были повторно обследовaны в 2012 г. Кaрaтaуским отрядом Сыгaнaкской aрхеологической экспедиции под руководством С. С. Мургaбaева.
В полевом сезоне 2015 г. для проведения полномaсштaбных исследовaний петроглифов былa проведенa целенaпрaвленнaя aрхеологическaя рaзведкa от горы Кaрaсуйир вверх по течению одноименной реки. По результатам обследования стало понятно, что скальные плоскости с рисункaми встречаются здесь на протяжении 7 км вверх по течению реки от вершины горы Кaрaсуйир (рис. 1).
Основная масса рисунков фиксируется на вертикальных плоскостях с высокой степью загара вдоль правого берега реки. Лицевой стороной они ориентированы нa восток, юго-восток и юг. В некоторых местaх петроглифы выбиты нa ровных крутых склонaх горы. Ландшафт левого берега реки иной – он грaничит с межгорной рaвниной Кaрaсуйир.
Для удобствa описания и изучения данное местонахождение петроглифов было условно рaзделено нa 7 групп. Составлена кaртa всех плоскостей с помощью лaзерного тaхеометра (рис. 2). Сaмaя высокaя точкa нaд уровнем моря – 593 м, сaмaя низкaя – 448 м. Общее количество открытых плоскостей с рисункaми – 858. Среди рисунков преоблaдaют многофигурные композиции. В ходе исследовaний были произведены фотофиксaция и описaние изобрaжений, выполнено копирование рисунков нa микалент и полиэтилен.
Цель данной статьи – охарактеризовать ключевые особенности нового памятника наскального искусства Карасуйир, ввести в научный оборот наиболее важные изображения, предложить их вероятную датировку и предварительную интерпретацию.
Некоторые образы петроглифов Карасуйир
Сюжеты и стилистические особенности основной чaсти петроглифов – памятника наскального искусства Карасуйир позволяют датировать их разными этапами эпохи бронзы, остaльные рисунки датируются эпохой рaннего железа и, возможно, даже эпохой камня.
Среди очень важных ранних изобрaжений, относящихся к бронзовому веку, особо нужно выделить aнтропоморфные фигуры. В верхнем течении реки среди многочисленных сцен зафиксированы интересные сюжеты с их участием. Первaя сценa включает фигуру человекa в остроконечном головном уборе, направленном вершиной назад. В одной руке он держит зеркaло с ручкой (?), a в другой – орудие в форме «бедренной кости» (каз. тоқпaн жілік). Тaкже в сцене присутствуют изображения небольших по рaзмеру верблюда и лошaди. Во втором случае выбито изобрaжение бегущего ряженого aнтропоморфного персонажа с птичьим клювом и направленными назад рогaми козла (или птичьими перьями). В одной руке у него находится зеркaло с ручкой (?) (рис. 3). Еще в одном случае в состaве многофигурной композиции выбито сразу несколько aнтропоморфных образов. Их колени слегкa согнуты, туловище нaклонено вперед. Возможно, так изобрaженa сценa обрaботки земли или ритуaльный тaнец (рис. 4).
Рядом с описанными рисунками встречaются изобрaжения двухколесных повозок, aнтропоморфные фигуры, хищники и рисунки более позднего времени (рис. 5–8).
Петроглифы нa вершине Кaрaсуийр мы рaссмaтривaем кaк отдельное местонaхождение. Тaк кaк техникa выбивки, стиль, хронология и, нaконец, преднaзнaчение этих выбивок отличaются от остaльных петроглифов. Особый интерес предстaвляют изобрaжения, сделaнные в виде выбитых нa кaмнях углублений, рaсположенные нa вершине сaмой горы Кaрaсуйир.
Проблемa предстaвлений о прострaнстве и времени в мифологическом мышлении древних людей сложнa. Довольно высокaя и крутaя сопкa Кaрaсуийр нaблюдaется с рaвнины нa рaсстоянии 20–25 км (рис. 9). Она моглa aссоцировaться в мифологическом мышлении древних жителей с центром упорядоченного мирa, изнaчaльным космическим холмом, мировой горой, и в соответствии с принципaми бинaрной символической клaссификaции, хaрaктерной для aрхaических обществ, противопостaвляться «периферии», остaльному, «чужому миру» [Самашев, 1992, с. 186]. До сих пор к подножью этой горы приезжaют нa пaломничество жители окрестных территорий.
Формa некоторых углублений, сделaнных из соединенных между собой двух округлых, иногдa «кaплевидных» ямок, предстaвляют собой подобие «сердцa» (рис. 10). Формa других состоит из одной отдельно выбитой округлой ямки и похожa нa ступню, причем такие «ступни» выбиты нa обособленных кaмнях. Породa кaмня горы Кaрaсуйир тaкже отличaется от породы кaмней других гор, рaсположенных в окрестностях. Нa других возвышенностях скальные выходы сложены, в основном, песчaником. А нa Кaрaсуйире очень твердaя породa камня серого цветa. Чaсть вершины горы, нa которой рaсположены петроглифы, предстaвляет собой ровную покaтую площaдку. Эта площaдка с углублениями, вероятно, использовaлась не для хозяйственных нужд, a во время религиозных обрядов. В процесе исполнения религиозных обрядов, по всей вероятности, применялaсь жидкость (водa, кровь и т. д.). Нaполнив верхние углубления, жидкость постепенно стекaлa во все нижние углубления. В нaстоящее время прежде цельнaя плитa из-зa природно-тектонических процессов в нескольких местaх треснулa.
Скaзaть точно, когдa появились эти углубления нa кaмнях, очень трудно. Изобрaжения и углубления, выбитые нa кaмнях вершины горы Кaрaсуйир, очень схожи с изобрaжениями и углублениями нa кaмнях, сделaнными нa полу гротa Толеубулaк в верхнем течение реки Эмбa, в горaх Мугaлджaр в Зaпaдном Кaзaхстaне [Самашев, 2006, с. 20–22].
Кaк и нa вершине горы Кaрaсуйир углубления нa кaмнях пещеры Толеубулaк рaсположены нa покaтой площaдке. Поэтому, возможно, в углубление нa верху площaдки вливaлaсь жидкость (?), после его зaполнения жидкость стекaлa в следующее углубление, рaсположенное пониже, a после его зaполнения – в следующее углубление, и тaк далее до самого низа площaдки.
В числе сопоставимых открытий в облaсти первобытного искусствa можно также отметить немногочисленные грaвюры нa прибрежных скaлaх Кaспийского моря, непосредственно связaнные с возникновением позднеполеолитических поселений Коскудук І и ІІ. Вблизи обеих поселений нa поверхности скaльного обнaжения морской террaсы есть комплекс изобрaжений из направленных в сторону моря желобков и извилистые углубления в виде змей. В 10 м южнее изобрaжений змей нaходится искусственный водосборник, предстaвляющий собой емкость из трех больших лунок объемом около 30 л, к которым тянутся от едвa зaметных углублений четыре волнистых желобкa. Исследовaтели выскaзывают предположение о синхронности изобрaжений и поселений [Самашев, 2006, с. 19–20].
Дaтировкa пaмятникa Толеубулaк былa связaнa с нaйденными тaм кaменными орудиями трудa и мaстерской, и определена соответственно кaменным веком [Деревянко и др., 2001, с. 100–103]. Учитывaя схожесть форм углублений и принципа использовaния «святилищa», можно предположить, что и рисунки нa вершине Кaрaсуйир были выбиты в этот период. Хотелось бы отметить, что в 1970-е годы в близлежaщем ущелье Бесaрык aрхеологaми были обнaружены aртефaкты, относящиеся к неолиту. Петроглифы aнaлогичного периодa недaвно были зaфиксировaны aвтором дaнной стaтьи на северных склонaх Большого Кaрaтaу [Мургабаев, 2017, с. 84–104].
В петроглифaх Кaрaсуйир чaсто встречaются обрaзы и сюжеты рaннего железного векa. В основном они выбиты контурной техникой и легко рaспознaются по стилистике. Нa одной вертикaльной плите выбитa большaя сценa, где основнaя мaссa рисунков выполненa в сaкском зверином стиле. Среди них особо можно выделить изобрaжение кошaчего хищникa с длинным зaкрученным хвостом, с листовидным ухом, с большим круглым глaзом и подогнутыми под брюхо ногaми. Нa крупе и нa туловище зверя имеются круглое и кaплевидное пятнa (рис. 11a). Этот хищник сильно нaпоминaет хищникa из сцены борьбы трех пaр животных из Сaуыскaндыкa [Самашев и др., 2014, с. 92–93].
В другой сцене имеется контурное изобрaжение лошaди с изящной длинной шеей, поджaрым брюхом и с выступaющим выше лба глaзом (рис. 11б). По специфичной трaктовке глaза можно говорить о сходстве с обрaзaми, выполненными в aржaно-мaйемерском стиле. Сопоставимые изобрaжения тaкже встречaются в Жетысу (Ур-Мaрaл) и Южном Кaзaхстaне (Арпaузен) [Шер, 1980, с. 98–99].
Заключение
Археологический комплекс Кaрaсуйир является ярким примером того, что петроглифы хребтa Кaрaтaу еще недостaточно изучены. Нa объекте протяженностью 7 км зaфиксировaно 858 плит с рисункaми. Подобные пaмятники являются ценным источником для изучения древней истории крaя, особенно вопросов хронологии, семaнтики изображений, а также дaют важную информaцию о культурных связях с сопредельными регионaми. В нaстоящее время исследовaния нa пaмятнике продолжaются.
Литература
Деревянко А. П, Петрин В. Т., Глaдышев С. А., Тaймaгaмбетов Ж. К., Лaмин В. В., Искaков Г. Т., Абсaдык Ж. Открытие петроглифов в верховьях р. Эмбa в Мугaлджaрских горaх // Проблемы aрхеологии, этногрaфии, aнтропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. VII. Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 2001. С. 100–103.
Қaзaқстaн Республикaсының тaрихи жəне мəдени ескерткіштерінің жинaғы. № 24: Қызылордa облысы. Алмaты, 2011. 433 б.
Мургaбaев С. С. Үлкен Қaрaтaудың петроглифтері. Түркістaн: Сейіт, 2017. 130 б.
Сaмaшев З. С. Нaскaльные изобрaжения верхнего Прииртышья. Алмa-Атa: Гылым, 1992. 288 с.
Сaмaшев З. С. Петроглифы Кaзaхстaнa. Алмaты: Онер, 2006. 200 с.
Сaмaшев З., Мургaбaев С., Елеуов М. Петроглифы Сaуыскaндыкa. Алмaты: Филиал Ин-та археологии им. А. Х. Маргулана в г. Астана, 2014. 374 с.
Шер Я. А. Петроглифы Средней и Центрaльной Азии. М.: Наука, 1980. 328 с.
References
Derevyanko A. P., Petrin V. T., Gladyshev S. A., Taimagambetov Zh. K., Lamin V. V., Iskakov G. T., Absadyk Zh. Otkrytie petroglifov v verkhov’yakh r. Emba v Mugaldzharskikh gorakh. Problemy arkheologii, etnografi i, antropologii Sibiri i sopredel’nykh territorii. T. VII. Novosibirsk: IAE SO RAN, 2001. Pp. 100–103.
Қazaқstan Respublikasynyn tarikhi zhəne mədeni eskertkіshterіnіn zhinagy. № 24: Қyzylorda oblysy. Almaty, 2011. 433 pp.
Murgabaev S. S. Ulken Қarataudyn petroglifterі. Turkіstan: Seiіt, 2017. 130 pp.
Samashev Z., Murgabaev S., Eleuov M. Petroglify Sauyskandyka. Almaty: Filial In-ta arkheologii im. A. Kh. Margulana v g. Astana, 2014. 374 pp.
Samashev Z. S. Naskal’nye izobrazheniya verkhnego Priirtysh’ya. Alma-Ata: Gylym, 1992. 288 pp.
Samashev Z. S. Petroglify Kazakhstana. Almaty: Oner, 2006. 200 pp.
Sher Ya. A. Petroglify Srednei i Tsentral’noi Azii. Moscow: Nauka, 1980. 328 pp.
VI Международная научная конференция «народы и культуры Южной Сибири и сопредельных территорий», посвященная 75-летию Хакасского Научно-Исследовательского Института Языка, Литературы и Истории (г. Абакан, Республика Хакасия, 26-27 сентября 2019 г.)
VI МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «НАРОДЫ И КУЛЬТУРЫ ЮЖНОЙ СИБИРИ И СОПРЕДЕЛЬНЫХ ТЕРРИТОРИЙ», ПОСВЯЩЕННАЯ 75-летию ХАКАССКОГО НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ИНСТИТУТА ЯЗЫКА, ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОРИИ (г. Абакан, Республика Хакасия, 26-27 сентября 2019 г.)
В. Н. Тугужекова. Н. А. Данькина
В статье освещается работа VI Международной научной конференции «Народы и культуры Южной Сибири и сопредельных территорий», посвященной 75-летию Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. В ней представлен краткий анализ докладов и выступлений участников и рекомендации конференции.
THE VI-TH INTERNATIONAL SCIENTIFIC CONFERENCE «PEOPLES AND CULTURES OF SAYAN-ALTAY AND CONTIGUOUS TERRITORIES», DEVOTED TO THE 75-TH ANNIVERSARY OF KHAKASS SCIENTIFIC RESEARCH INSTITUTE OF LANGUAGE, LITERATURE AND HISTORY (Abakan city, Republic of Khakassia, 26-27-th September 2019)
Valentina N. Tuguzhekova, Nadezhda A. Dankina
The article covers the work of the Vl-th International conference «Peoples and cultures of Sayan-Altay and contiguous territories», devoted to the 75-th anniversary of Khakass Scientific Research Institute of Language, Literature and History. It presents the short analysis for the reports and speeches of participants and recommendations for the conference.
В 2019 г. исполнилось 75 лет со дня создания Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Этой дате была посвящена V1 Международная научная конференция «Народы и культуры Южной Сибири и сопредельных территорий», которая проходила 26-28 сентября 2019 г. Организатором конференции выступил институт.
Цель конференции: обобщение и апробирование научных исследований по истории и культуре народов Южной Сибири и сопредельных территорий, выявление новых научных подходов и актуальных проблем исследования.
В работе конференции приняли участие преподаватели и ученые Княжества Монако, Японии, Китая, Монголии, субъектов Российской Федерации: Москвы, Санкт-Петербурга, Республики Татарстан, Кемеровской области, Новосибирска, Красноярского края, Республики Калмыкия, Республики Хакасия, руководители правительства и Верховного Совета Республики Хакасия, а также представители общественных организаций Республики Хакасия.
С приветствиями на пленарном заседании выступили министр национальной и территориальной политики Республики Хакасия М. А. Побызаков, заместитель министра образования и науки Республики Хакасия Ю. Г. Сагала- ков, председатель комитета Верховного Совета Республики Хакасия по образованию, культуре и науке О. В. Разварина, министр культуры Республики Хакасия Л. В. Еремин.
От гостей институт поздравили: руководитель археологической экспедиции Музея доисторической антропологии Княжества Монако, доктор Жером Магай; директор Центра исследований культуры железного века Японии, профессор Ясу- юки Мураками; профессор Института истории и культуры Сычуаньского университета Китая Ли Инфу; директор музея Увс аймака Монголии Шагдар Цэдэнбал; заведующий отделом археологии Центральной Азии и Кавказа Института истории материальной культуры Российской академии наук, кандидат исторических наук Андрей Владимирович Поляков; профессор Казанского (Приволжского) федерального университета, доктор исторических наук Рамиль Миргасимович Валеев; заведующий кафедрой истории России Сибирского федерального университета, доктор исторических наук, председатель диссертационного совета по истории Сибирского федерального университета Михаил Сергеевич Северьянов; проректор по международным и региональным связям Тувинского государственного университета, кандидат исторических наук Лидия Шуртуевна Ондар; директор Тувинского института гуманитарных и прикладных исследований Буян Алексеевич Донгак и др.
На конференции заслушано более 50 докладов и сообщений. Работало 3 круглых стола.
Круглый стол 1. Инновации в изучении древней и средневековой истории Саяно-Алтая и сопредельных территорий. Модератор: заведующий отделом археологии Центральной Азии и Кавказа Института истории материальной культуры Российской академии наук, кандидат исторических наук А. В. Поляков. На секции были заслушаны доклады, посвященные древней металлургии Саяно-Алтая и Центральной Азии, в том числе истокам китайской технологии выплавки железа, стратегии производства железа в древнем кочевом обществе на материалах Алтая. Один из докладов раскрывал результаты археологических раскопок памятников аринцев и качинцев в Красноярском лесостепном районе, которые позволили дать общие характеристики развития этнодемографической ситуации в регионе Среднего Енисея в ХУП-ХУШ вв. Саням как одному из средств передвижения был посвящен доклад «Древнейшие сани на юге Сибири».
Круглый стол 2. История и традиции народов Саяно-Алтая и сопредельных территорий. Модератор: профессор Казанского (Приволжского) федерального университета, доктор исторических наук Р. М. Валеев. Выступления касались традиционной культуры народов Саяно-Алтая и Центральной Азии, развития отечественного востоковедения в России и за рубежом, например, в Монголии. Значительная часть выступлений затрагивала современные этнические процессы хакасов и тувинцев.
Круглый стол 3. Филология народов Российской Федерации. Проблемы современной интерпретации. Модератор: заведующая сектором литературы ХакНИИЯЛИ, доктор филологических наук А. Л. Кошелева. На круглом столе были подняты вопросы современного состояния тюркских языков, их литературных взаимосвязей, эпическому наследию хакасов, алтайцев.
27 сентября 2019 г. участники конференции посетили музеи Аскизского района: «Хуртуях тас» и Полтаковский музей наскального искусства.
В рамках работы секций участники конференции выработали следующие рекомендации:
– создать и ежегодно обновлять электронный журнал «Ученые записки ХакНИИЯЛИ»;
– установить тесное сотрудничество средств массовой информации Республики Хакасия и научной общественности в целях популяризации научных исследований;
– рекомендовать Министерству культуры Республики Хакасия и научной общественности Республики Хакасия обратить внимание на реконструкцию и формирование хакасской культуры путем проведения научных мероприятий, направленных на сохранение и изучение духовной культуры и мировоззрения хакасов;
– рекомендовать Министерству образования и науки Республики Хакасия, Министерству культуры Республики Хакасия оказывать непосредственное содействие библиотекам Республики Хакасия в пополнении библиотечного фонда научными и научно-популярными изданиями;
– в связи с возрастающим интересом к археологическим памятникам Хакасии рекомендовать ХакНИИЯЛИ проводить работу по координации археологических исследований в республике и на юге Красноярского края по учету основных направлений археологических исследований в мире;
– рекомендовать Министерству образования и науки Республики Хакасия и ХакНИИЯЛИ организовать научную конференцию, посвященную анализу главных достижений археологичеархеологического
наследия региона и выявлению слабых мест и недоработок в археологии. Результаты такой конференции позволят уточнить перспективные направления работ для ХакНИИЯЛИ, других научных и научно-образовательных центров;
– ходатайствовать перед органами государственной власти Республики Хакасия об увеличении софинансирования регионального конкурса Российского фонда фундаментальных исследований;
– участникам конференции объединить усилия по комплексному изучению истории и культуры тюркских народов;
– ХакНИИЯЛИ рассмотреть вопрос о создании на его базе единого центра тюркских народов по сохранению и развитию языка и культуры;
– рекомендовать Министерству культуры Республики Хакасия и Министерству национальной и территориальной политики Республики Хакасия организовать проведение ежегодного республиканского конкурса «Моя родословная», направленного на изучение и развитие родословных традиций жителей региона;
– рекомендовать Министерству образования и науки Республики Хакасия выделение средств на проведение мероприятий по комплексному исследованию языковой ситуации и сбора лингвистических, фольклорных материалов в местах компактного проживания носителей диалектов хакасского языка.
Константин Григорьевич Копкоев (28.05.1929 – 05.07.1987)
ПЕРСОНАЛИИ
КОНСТАНТИН ГРИГОРЬЕВИЧ КОПКОЕВ (28.05.1929 - 05.07.1987)
В этом году исполнилось 90 лет известному хакасскому историку К. Г. Копкоеву. Он родился 28 мая 1929 г. в селе Аршанов Покояковского сельсовета Аскизского района (ныне Алтайский район) Хакасского округа. Как и многие дети военных лет, он поздно начал учиться и только в возрасте 20 лет, в 1949 г., окончил областную национальную школу в г. Абакане.
В 1954 г. он окончил исторический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. В октябре того же года по рекомендации Хакасского обкома КПСС был принят на работу в ХакНИИЯЛИ младшим научным сотрудником в сектор истории.
В мае 1956 г. его избрали заведующим отделом агитации и пропаганды Хакасского обкома ВЛКСМ. В том же году был принят в члены партии.
В августе 1957 г. он возвращается на работу в сектор истории ХакНИИЯЛИ, где началась подготовка к написанию коллективной работы по истории Хакасии советского периода. В 1963 г. вышли «Очерки истории Хакасии советского периода. 1917-1961 годы». К. Г. Копкоевым написаны две главы: «Хакасия в период восстановления и развития народного хозяйства (1945-1953)» и «Хакасия в период борьбы за новый подъем народного хозяйства и завершения строительства социализма (1953-1958)». Одновременно он занимался написанием кандидатской диссертации. Еще в студенческие годы он увлекся периодом присоединения Хакасии к России (ХУ11 – начало ХУШ в.), собирал материал в Центральном государственном архиве древних актов (ныне РГАДА). Под научным руководством члена-кор- респондента АН СССР В. И. Шункова он завершил работу над кандидатской диссертацией «Присоединение Хакасии к России».
В 1965 г. в Москве, в Институте истории, состоялась защита диссертации. В духе времени он писал о добровольном характере вхождения Хакасии в состав России. Вслед за Л. Р. Кызласо- вым отстаивал тезис о раннем сложении хакасской народности (примерно в ХУШ в.) из родоплеменных групп населения левобережья Енисея. Енисейских кыргызов считал за правящий род всех хакасов. В своем исследовании он вводил в научный оборот ранее не изученный архивный материал, в основном из фонда «Сибирский приказ» ЦГАДА.
В дальнейшем он продолжил работу в институте, работал научным сотрудником сектора истории, ученым секретарем института. Он принял активное участие в подготовке коллективной монографии «История Хакасии с древнейших времен до 1917 г.». В соавторстве с Л. Р. Кызласовым им написана глава «Хакасия в конце ХУ1 – начале ХУШ в.». Занимался он и редакторской работой. При его непосредственном участии выходили «Ученые записки ХакНИИЯЛИ» (серии исторические). Он был редактором монографии В. Г. Кар- цова «Хакасия в период разложения феодализма (ХУШ – первая половина XIX в.)» (1970).
Сфера научных интересов К. Г. Копкоева была весьма обширной. Это социально-политическая история Хакасии ХV11 в., социально-экономическое развитие Хакасии, этногенез хакасов. Во второй половине 1960-х гг. он занимался сбором материала по теме докторской диссертации «Социально-экономический строй хакасов в ХУ11 – начале XX в.». Но его планам не суждено было сбыться.
В сентябре 1970 г. он перешел на работу в Абаканский филиал Красноярского политехнического института. Был старшим преподавателем, доцентом кафедры марксизма-ленинизма. Во время работы в Абаканском филиале он подготовил и издал учебное пособие для школьников Хакасии «Сквозь века» по историческому краеведению (1978), принял участие в написании «Очерков истории Хакасской областной организации КПСС» (1987).
Занимался Константин Григорьевич и общественной деятельностью: был председателем Хакасского областного комитета защиты мира (1967-1987), лектором общества «Знание». К. Г. Копкоев скоропостижно скончался 5 июля 1987 г. в г. Абакане.
Основные публикации К. Г. Копкоева:
Добровольное присоединение Хакасии к России // 250 лет вместе с великим русским народом. Абакан, 1959. С. 3-18; Некоторые данные к вопросу о происхождении хакасов // Ученые записки ХакНИИЯЛИ. Абакан, 1960. Вып. УШ.
С. 146-158; Хакасия в период восстановления и развития народного хозяйства (1945-1953) // Очерки истории Хакасии советского периода. 1917-1960 годы / под ред. П. Н. Мешалкина. Абакан, 1963. С. 238-260; Хакасия в период борьбы за новый подъем народного хозяйства и завершения строительства социализма (1953-1958 гг.) // Очерки истории Хакасии советского периода. 1917-1960 годы / под ред. П. Н. Мешалкина. Абакан, 1963. С. 261-302; Об угоне «енисейских киргизов» в Джунгарию в начале XVШ века // Ученые записки ХакНИИЯЛИ. 1965. Вып. XI. С. 65-85; «Енисейские киргизы» и этногенез хакасов // Ученые записки ХакНИИЯЛИ. 1969. Вып. XIII. Серия историческая. № 1. С. 21-38; Хакасско-русские посольские связи в XVП – начале XVШ века // Енисей. 1969. № 2. С. 91-92; Хакасская областная партийная организация в период восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства (1945-1961) // Очерки истории Хакасской областной организации КПСС. Красноярск, 1987. С. 187-226; Хакасия в XVП – начале XVШ в. // История Хакасии с древнейших времен до 1917 г. / отв. ред. Л. Р. Кызласов. М., 1993. С. 135-195 (в соавторстве).
В. К. Чертыков
Рецензия на книгу: Чертыков В. К. Историко-Этнографическое изучение Хакасско-Минусинского края в XVIII – первой половине XIX века: научное издание. Абакан: ООО «Книжное Издательство “Бригантина”, 2018. 254 с.
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: ЧЕРТЫКОВ В. К. ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ ХАКАССКО-МИНУСИНСКОГО КРАЯ В XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА: НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ. АБАКАН: ООО «КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО "БРИГАНТИНА", 2018. 254 с.
Книга В. К. Чертыкова посвящена истории изучения коренного населения ХакасскоМинусинского края научными экспедициями (Д. Г. Мессершмидта, Второй Камчатской и Второй академической), геодезистами, топографами в ХУШ в., экспедициями П. А. Чихачева, М. А. Кастрена, а также сибирскими чиновниками в первой половине Х1Х в. Автором был определен круг задач, которые позволяют широко осветить тему работы: определен круг профессиональных ученых-историков, общественных и государственных деятелей, краеведов, писателей и публицистов, путешественников ХУШ – первой половины Х1Х в., которые занимались изучением народов Хакасско-Минусинского края; установление объема проделанной им работы; изучение круга проблем, разрабатывающихся исследователями. В. К. Чертыков уделяет большое внимание тем работам, которые касались этнических групп, которые принимали участие в формировании хакасской народности: арин- цам, качинцам, тубинцам, камасинцам, маторам, койбалам, кызыльцам и др. Книга представляет собой первый опыт освещения хода изучения истории народов Хакасско-Минусинского края в ХУШ – первой половине Х1Х в. Анализ научного исследования этого обширного края осуществлен автором через анализ историографических и исторических источников.
Одним из методологических подходов исследования является изложение материала в хронологической последовательности. Этому принципу соответствует структура монографии.
В первой главе «Изучение народов Хакасско-Минусинского края в первой половине ХУШ века» рассматривается научная деятельность на территории Сибири экспедиции Д. Г. Мессершмидта, Второй Камчатской экспедиции, геологокартографические исследования в первой половине ХУШ в.
Во второй главе «Историко-этнографическое изучение Хакасско-Минусинской котловины во второй половине ХУШ века» показано изучение народов Сибири Второй академической экспедицией 1768-1774 гг. и экспедицией пограничного комиссара Е. Я. Пестерева по российско-китайской (Абаканской) границе (1772-1781).
В третьей главе «Изучение народов ХакасскоМинусинского края в первой половине Х1Х века» автор отмечает, что с конца ХУШ в. историческая наука пополнилась опубликованными историческими источниками: летописями, памятниками древней письменности, описаниями местных древностей, рассказами о сибирских нравах и обычаях и др.
Важным, на наш взгляд, является то, что автор дает оценки и суждения исследователей Сибири по вопросам исторического развития народов. Так, например, В. К. Чертыков приводит суждение Страленберга, помощника Мессерш- мидта, что киргизы-мусульмане (Страленберг называл их кергезами) и киргизы-идолопоклонники (енисейские киргизы) – суть разные народы (с. 27).
В заключении автор выделил этапы изучения народов Хакасско-Минусинской котловины, определив их особенности. Он отмечает, что к петровскому времени относится активизация научно-практических исследований, в том числе в историко-этнографическом отношении, которая происходила под знаком исправления ошибок в трудах иностранных авторов и выработки собственной системы истории народов Сибири (с. 185). По мнению В. К. Чертыкова, именно первые сибирские экспедиции заложили основы в изучение исторического развития коренного населения Хакасско-Минусинской котловины. В первой половине Х1Х в. исследовательскую работу продолжили академические учреждения.
В приложении содержатся как ранее не опубликованные материалы из Архива внешней политики Российской империи (рапорт капитана Плаутина об алтайцев, шорцах, хакасах), так и малодоступные журнальные публикации конца ХУШ – начала Х1Х в. (статьи Егора Пестерева, Григория Спасского) и др.
В целом рецензируемую монографию можно оценить как весьма основательную и вполне объективную работу, написанную на основе письменных источников: дневников, записок путешественников-исследователей, статистических отчетов. Во введении представлен подробный историографический анализ.
Книга предназначена для историков и всех, кто интересуется историей Сибири.
Н. А. Данькина, ученый секретарь Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, (г. Абакан), кандидат исторических наук.
Социально-демографическая структура сельского населения Хакасии (2002-2018 гг.)
СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ХАКАСИИ (2002-2018 гг.)
О. Л. Лушникова
В статье представлен анализ социально-демографической структуры сельского населения Хакасии в период с 2002 по 2018 г. Цель статьи – проследить динамику этой структуры. Показано, каким образом менялась половозрастная структура сельского населения под влиянием темпов естественного воспроизводства и миграционных передвижений населения. Охарактеризована брачная структура и проанализирована ее связь с динамикой рождаемости в сельских поселениях республики. Отмечены особенности репродуктивного поведения сельских жителей Хакасии. Сделан вывод о низком социально-демографическом потенциале сельского населения Хакасии.
SOCIO-DEMOGRAPHIC STRUCTURE OF THE RURAL POPULATION OF KHAKASSIA (2002-2018 YEARS)
Olga L. Lushnikova
The article analyzes of the socio-demographic structure of the rural population of the Republic of Khakassia in the period from 2002 to 2018. The purpose of this article is to trace the dynamics of this structure. It is shown how the gender-age structure of the rural population changed under the impact of natural reproduction rates and migration movements of the population. The marriage structure was characterized and analyzed in connection with the dynamics of fertility in rural settlements of the Republic. The features of reproductive behavior of the rural inhabitants of Khakassia are given. The conclusion is made about the low socio-demographic potential of the rural population of Khakassia.
Социально-демографическая структура населения меняется из-за миграционных перемещений, зависит от темпов естественного воспроизводства, особенно сильно сказываются на структуре последствия демографических волн, связанные с увеличением (или уменьшением) рождаемости и смертности в определенный исторический период. Анализируя половозрастную структуру сельского населения Хакасии, видим, что достаточно отчетливо прослеживается «провал» поколения детей войны (рис. 1).
По состоянию на 2002 г. численность возрастной группы 55-59 лет (1943-1947 гг. рождения) среди сельского населения Хакасии составляла чуть больше 4 тыс. чел., по состоянию на 2010 г. виден «провал» когорты от 65 до 69 лет, особенно среди мужчин. В целом явное преобладание женщин над мужчинами проявляется именно в старших возрастных группах: если в 2002 г. число женщин в возрасте от 70 лет и старше превышало число мужчин этого же возраста на 4939 чел., то в 2010 г. – уже на 5651 чел. Среди женщин продолжительность жизни выше, чем среди мужчин: в 2002 г. показатель ожидаемой продолжительности жизни среди сельских женщин Хакасии составлял 66 лет, среди мужчин – всего 51,1 год [3, с. 45].
Заметно на динамике половозрастной структуры населения (в т. ч. и сельского) отразилась демографическая волна, связанная с увеличением рождаемости в 1980-е гг. По состоянию на 2002 г. возрастная группа от 10 до 19 лет была самой многочисленной; к 2010 г. самой многочисленной когортой оказалось население в возрасте от 20 до 29 лет (основная часть поколения детей, родившихся в 1980-е гг.). Естественно, вступление в репродуктивный возраст этого многочисленного поколения положительно сказалось на рождаемости: по данным на 2010 г., число родившихся на 1000 чел. сельского населения было очень высоким (почти на уровне начала 1990-х гг.) и впервые за 10 лет был отмечен естественный прирост среди сельского населения Хакасии, хотя и невысокий (табл. 1). В связи с этим существенно увеличилось число детей (в возрасте от 0 до 4 лет): по сравнению с 2002 г. на 4,5 тыс. чел.
Наряду с этим, «провальной» возрастной группой оказалось поколение детей, родившихся в середине 1990-х гг. – начале 2000-х гг. Хотя в начале 1990 г. естественный прирост еще был достаточно высоким (6,9 на 1000 чел.), но уже с 1995 г. показатели смертности начали значительно превышать показатели рождаемости. С этого времени наметилась стойкая тенденция убыли сельского населения по естественным причинам: в 1995 г. показатель естественной убыли на 1000 чел. составлял -4,0; в 2000 г. – -5,1; в 2005 г. – -7,7.
Последствия демографической волны 1990-х гг. негативно отразились на половозрастной структуре сельского населения Хакасии на современном этапе (рис. 2). Возрастная когорта от 15 до 19 лет (родившиеся в 1999-2003 гг.) является одной из самых малочисленных в общей структуре. Через 5-10 лет, когда эта группа вступит в репродуктивный возраст, можно ожидать снижение рождаемости среди сельского населения, а учитывая темпы миграционного оттока, снижение показателей будет существенным.
Определенный «провал» в половозрастной структуре сельского населения Хакасии присутствует в возрастной когорте от 45 до 54 лет (1964-1973 гг. рождения) по сравнению с другими группами. Такой перекос является «отголоском» интенсивного миграционного оттока сельского населения в середине 1990-х гг., на тот момент это было молодое население, которое из-за ухудшения социально-экономической ситуации в сельской местности наиболее активно мигрировало из села.
Деформация демографической структуры сельского населения также выражается в неравном соотношении мужчин и женщин, которое значительно отличается от ситуации в городской местности. В городских поселениях Хакасии (по данным на 1 января 2018 г.) число женщин начинает превышать число мужчин уже с возрастной группы 15-19 лет, в сельских поселениях такая диспропорция наблюдается только с 40 лет. Преобладание мужского населения в сельской местности отрицательно сказывается на брачном и репродуктивном поведении сельских жителей.
Из таблицы 2 видно, как демографическая структура сельского населения коррелирует с брачностью и рождаемостью: с уменьшением числа женщин на 1000 мужчин (в наиболее репродуктивном возрасте от 20 до 24 лет) существенно снижается число браков и число родившихся (табл. 2).
В начале 1990-х гг., несмотря на «перевес» женщин (1466 женщин на 1000 мужчин), число заключенных браков тоже было достаточно большим, как и число родившихся. Однако уже к началу 2000-х гг. число мужчин стало преобладать над числом женщин (934 женщины на 1000 мужчин), что, естественно, отрицательно сказалось на брачности и рождаемости. «Выравнивание» мужского и женского населения после 2010 г. привело к увеличению числа браков и числа родившихся: значения показателей соответствовали уровню начала 1990-х гг., однако такое улучшение было связано с увеличением численности населения репродуктивного возраста – многочисленного поколения 1980-х гг. рождения.
При анализе брачной структуры сельского населения Хакасии (по данным переписи населения 2010 г.) заметна большая разница между мужчинами и женщинами молодого возраста (от 18 до 24 лет), которые состоят в браке: доля женщин, находящихся в зарегистрированном браке, больше доли таковых мужчин почти в 2 раза (в незарегистрированном браке – почти в 1,5 раза) (табл. 3). Соответственно среди женщин выше доля разведенных, а среди мужчин – выше доля никогда не состоявших в браке.
Такая разница объясняется, прежде всего, брачными и репродуктивными установками женщин, которые «охотнее» вступают в брак в более молодом возрасте (в т. ч. и для реализации своей репродуктивной функции). Мужчины более склонны откладывать вступление в брак по социальным причинам (служба в армии, учеба, достижение определенного материального благополучия). В возрастной группе от 25 до 34 лет эта разница присутствует, но уже не так ярко выражена. Вместе с тем повышение возраста заключения официального брака способствует снижению разводимости, люди более зрелого возраста «подходят» к этому вопросу более обдуманно. Однако тревожным является тот факт, что в этой группе отчетливо прослеживается тенденция к «бегству от брака»: среди этой возрастной когорты высока доля никогда не состоявших в браке, особенно среди мужчин.
«Выравнивание» брачных характеристик среди сельского населения Хакасии приходится на «средний возраст» (35-44 года): число мужчин и женщин с разным брачным статусом примерно одинаковое. Начиная с возрастной группы старше 45 лет отмечается стойкая тенденция преобладания доли мужчин, состоящих в браке (как зарегистрированном, так и незарегистрированном), над женщинами. Во-первых, такой разрыв объясняется высокой смертностью мужчин в старших возрастных группах. По данным 2010 г., ожидаемая продолжительность жизни среди сельских женщин Хакасии составляла 70 лет, среди мужчин – 58,3 года [3, с. 45]. Отсюда существенный «перевес» вдовых женщин по сравнению с овдовевшими мужчинами: 13,4 % и 3,3 % соответственно (в возрасте 45-54 года) и 47,4 % и 14,2 % соответственно (в возрасте от 55 и старше). Во-вторых, это связано с тем, что мужчины, по сравнению с женщинами, более склонны вступать в повторные браки после развода или в случае своего вдовства. В сельской местности вступление в повторный брак, кроме того, обусловлено особенностями сельского образа жизни и необходимостью ведения домашнего хозяйства, которое в одиночку осуществлять труднее. С этим же также связаны и более высокие показатели рождаемости среди сельского населения. Среди сельских женщин Хакасии выше доля родивших детей по сравнению с городскими женщинами (81,1 % и 76,6 % соответственно), а также более высокие показатели рождаемости: в городских поселениях на 1000 женщин приходится 1614 рожденных детей, в сельской – 2087 (табл. 4).
При этом у сельских женщин реализация своей репродуктивной функции чаще происходит в более молодом возрасте: по данным переписи 2010 г., 7,1 % сельчанок родили первого ребенка до 17 лет (среди городских женщин – 4,2 %). Основной возраст, на который приходится рождение первенца как среди сельского, так и среди городского населения, – 18-24 года. В более позднем возрасте (25-34 года) родили первого ребенка только 15,8 % сельских женщин (среди городских – 21,4 %) [2, с. 704-705]. Кроме того, у сельских женщин более выражено репродуктивное поведение, связанное с многодетностью (табл. 5).
Только одна пятая часть (22,5 %) сельчанок считается малодетной (имеет одного ребенка), среди горожанок доля малодетных женщин выше: таковые составляют треть (33,3 %) от общего числа замужних женщин. Многодетных женщин (имеющих трех и более детей) среди сельского населения почти в 2,5 раза больше, чем среди городского. Но несмотря на более высокую «дет- ность» сельских женщин по сравнению с городскими, в целом показатели рождаемости среди них низкие (11,9 родившихся на 1000 населения на 2018 г.) – примерно на уровне периода начала 2000-х гг. (11,8 родившихся на 1000 населения). Однако такая ситуация закономерна: ведь нынешнее население репродуктивного возраста – это малочисленное поколение детей, родившихся во второй половине 1990-х гг.
Увеличивается среди сельского населения Хакасии и возраст вступления в брак, особенно среди мужского населения. А учитывая, что мужчин наиболее репродуктивного возраста (до 40 лет) в сельской местности Хакасии больше, чем женщин, то вероятность заключения брака для них снижается. Помимо этого, увеличение брачного возраста влечет снижение показателей рождаемости: в более зрелом возрасте люди менее склонны к многодетности. К тому же увеличивается число неофициальных браков, а также удельный вес сельчан, никогда не состоявших в браке. Последняя тенденция наиболее отчетливо проявляется среди коренного населения, проживающего преимущественно в сельских поселениях Хакасии. Среди хакасов по сравнению с русскими удельный вес состоящих в неофициальном браке выше, чем среди русских: 16,4 % и 13,9 % соответственно (табл. 6). Кроме того, среди представителей хакасского этноса высока доля никогда не состоявших в браке по сравнению с русскими: 25 % и 18,6 % соответственно. Все это является свидетельством трансформации института сельской семьи.
Особенно наглядно об этом говорят данные о количестве домохозяйств в сельских поселениях. Если считать, что «полноценная» семья – это родители и дети (речь идет о нуклеарной семье), то среднестатистическое домохозяйство должно состоять из 3-5 человек (двое родителей и дети). Однако данные переписей населения свидетельствуют об уменьшении доли таких домохозяйств в селах Хакасии (табл. 7).
Наряду с этим происходит увеличение удельного веса домохозяйств, состоящих из одного человека (составляют одну пятую часть – 21,9 %), которые, как правило, не участвуют в воспроизводстве населения. Конечно, во многом это является следствием «старения» сельского населения, которое не дает естественного прироста. Молодое население репродуктивного возраста буквально «вымывается» из села, в результате чего снижается рождаемость, уменьшается количество семей и т. д.
Конечно, молодежь уезжает из села в первую очередь для получения образования, однако чаще всего, получив образование в городе, остается там на постоянное место жительства. Кроме того, существует мнение о том, что к переезду из села также больше склонны люди с более высоким уровнем образования. Вместе с тем неправомерно говорить о низком образовательном уровне сельского населения Хакасии. Статистические данные свидетельствуют об общем повышении образовательного уровня населения сельских территорий республики (табл. 8).
Во-первых, увеличилось число сельских жителей, имеющих профессиональное образование (как на уровне вузовского, так и на уровне среднего профессионального образования). Во-вторых, уменьшилось число сельчан, имеющих образование только на уровне школы (окончившие 4 или 9 классов). Наряду с этим отмечается тенденция увеличения людей со средним полным образованием (окончившие 11 классов). Можно было бы предположить, что это связано с увеличением удельного веса возрастной группы (15-19 лет), однако это не так: по сравнению с 2002 г. доля сельского населения в возрасте 15-19 лет к 2010 г. уменьшилась на 2,9 % (конечно, данные неточные, т. к. основной возраст, на который приходится окончание 11 классов, – 17-18 лет, однако ввиду отсутствия статистических данных по этой возрастной группе анализируются данные в разрезе 15-19-летнего возраста). Другими словами, среди сельского населения Хакасии увеличивается число людей, которые, окончив школу, не стремятся повысить свой образовательный уровень.
В целом современная социально-демографическая ситуация среди сельского населения Хакасии характеризуется следующим процессами: во-первых, происходит неуклонное «вымывание» молодежи из села, которая активно мигрирует в городские поселения, во-вторых, обозначилась четкая тенденция превалирования мужского населения: на 1000 сельских мужчин приходится всего 859 женщин, что негативно отражается на брачном и репродуктивном поведении сельских жителей; в-третьих, все более распространенными становятся поведенческие стратегии, связанные с неофициальным браком или вообще «отказом» от брака как такового. В целом обозначенные тенденции свидетельствуют о низком социально-демографическом потенциале сельского населения Хакасии.
ЛИТЕРАТУРА
Возрастно-половой состав и состояние в браке. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2004. – 416 с. (Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. В 14 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 2).
Итоги Всероссийской переписи населения 2010 г. В 11 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 2: Возрастнополовой состав и состояние в браке. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2012. – 489 с.
Хакасский республиканский статистический ежегодник, 2018: стат. сб. / Красноярскстат. – Абакан, 2018. – 440 с.
Республика Хакасия в цифрах в 1996 г. (краткий статистический сборник). Госкомстат Республики Хакасия. – Абакан, 1997. – 128 с.
Республика Хакасия в цифрах в 1997 г. (краткий статистический сборник). Госкомстат Республики Хакасия. – Абакан, 1998. – 138 с.
Население Республики Хакасия 1995-2005 гг. Статистический сборник // Росстат. Территориальный орган федеральной службы государственной статистики по Республике Хакасия. – Абакан, 2006. – 36 с.
Экономика Республики Хакасия в 2015 г.: Стат. сборник. В 2 ч. Часть 1 / Хакасстат. – Абакан, 2016. – 204 с. Итоги Всероссийской переписи населения 2010 г. В 11 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 4: Национальный состав и владение языками, гражданство. Кн. 1. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2013. – 847 с.
Число и состав домохозяйств. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2005. – 456 с. (Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. В 14 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 6).
Итоги Всероссийской переписи населения 2010 г.: В 11 т. / Федер. служба гос. статистики. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2013. Т 6.: Число и состав домохозяйств. – 543 с.
Образование. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2004. – 943 с. (Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г.: В 14 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 2. Кн. 1).
Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года: В 11 т. / Федер. служба гос. статистики. Т. 3: Образование. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2012. – 1291 с.
Реализация государственной молодежной политики в Российских регионах (на примере Республики Тыва)
РЕАЛИЗАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ МОЛОДЕЖНОЙ ПОЛИТИКИ В РОССИЙСКИХ РЕГИОНАХ (НА ПРИМЕРЕ РЕСПУБЛИКИ ТЫВА)
З. В. Анайбан
Статья посвящена изучению опыта реализации государственной молодежной политики в Республике Тыва. В числе важных аспектов исследования – определение достигнутых результатов и выявление специфических проблем, связанных с более эффективным осуществлением молодежных программ в российских регионах. Работа основана на данных официальной статистики, а также на материалах Министерства по делам молодежи и спорта Республики Тыва.
IMPLEMENTATION OF THE STATE YOUTH POLICY IN RUSSIAN REGIONS (ON THE EXAMPLE OF THE REPUBLIC OF TUVA)
Zoya V. Anayban
The main goal of this article is to study the experience of implementing the state youth policy in the Republic of Tuva. Among the important aspects of the research were of the identification of results achieved and the definition of specific problems related to the more effective implementation of youth programs in the Russian regions. The work is based on official statistics, as well as on the materials of the Ministry of youth and sports of the Republic of Tuva.
По материалам Федеральной службы государственной статистики по Республике Тыва, на сегодняшний день удельный вес юношей и девушек в возрасте 15-29 лет, проживающих в данном регионе, в общей численности населения достигает 19,6 % [1, с. 40]. Для сравнения отметим, что пятью годами ранее этот показатель был заметно выше – 23,8 % [2, с. 19]. В настоящее время большинство из них проживает в городах (59,8 %) [3, с. 40-41]. Согласно итогам последней Всероссийской переписи населения, в Туве удельный вес молодых людей (15-29 лет) в общей численности представителей титульной национальности – тувинцев – составлял 30,5 %, что заметно выше, чем доля молодежи в числе всего населения региона [4, с. 318, 329]. Данное обстоятельство прежде всего обусловлено высоким уровнем рождаемости титульного этноса.
В отличие от Российской Федерации в целом, где самый высокий коэффициент рождаемости приходится на возрастную группу женщин 25-29 лет, в Туве этот показатель, как и в предыдущие годы, наиболее высок у 20-24-летних женщин [1, с. 46]. Следует особо отметить, что за последние три-четыре года в Туве прослеживается тенденция постепенного снижения уровня смертности во всех трех молодежных группах (соответственно 15-19, 20-24 и 25-29 лет) [1, с. 47].
По данным официальной статистики, в Туве самый высокий показатель вступления молодежи в брачные отношения наблюдается среди 25-34-летних [4, с. 16]. Причем среди этой возрастной группы численность заключающих брачные союзы из года в год заметно увеличивается. Так, если в 2015 г. вступили в брак 972 молодых человека, то в 2017 г. их число возросло до 1400 [1, с. 50]. Кроме того, как мы ранее писали, среди местной молодежи все большую популярность приобретает так называемый «гражданский брак», когда молодые люди, проживая вместе, не спешат официально оформлять свои отношения. Этот факт в определенной степени влияет и на статистику, фиксирующую довольно высокой процент детей, рожденных молодыми женщинами, не состоящими в браке.
Итак, нормативно-правовой основой реализации государственной молодежной политики на территории данного региона является закон Республики Тыва от 11 ноября 2011 г. № 954 ВХ-I (с изменениями на 13.07.2016) «О государственной молодежной политике в Республике Тыва». Закон устанавливает правовые основы, общие принципы, основные направления государственной молодежной политики в Республике Тыва, а также полномочия органов государственной власти Республики Тыва в указанной сфере.
Исполнительным органом, осуществляющим государственную молодежную политику в Туве, является Министерство по делам молодежи и спорта Республики Тыва. Государственная молодежная политика этой структурой реализуется в рамках государственной программы Республики Тыва «Развитие системы государственной молодежной политики на 2014-2018 годы» (с изменениями на 11.04.2018 г.). Кроме того, цели государственной политики определены также в «Концепции государственной молодежной политики в Республике Тыва до 2020 г.», а на федеральном уровне – в «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 г.» и «Основах государственной молодежной политики в Российской Федерации на период до 2025 г.».
В соответствии с указанными программными документами базовыми направлениями государственной молодежной политики являются формирование системы ценностей с учетом многонациональной основы нашего государства, развитие инновационных образовательных и воспитательных технологий, создание условий для самообразования молодежи, формирование ценностей здорового образа жизни, создание условий для реализации потенциала молодежи в социально-экономической сфере и благоприятных условий для молодых семей, создание развитой инфраструктуры государственной молодежной политики.
Исходя из представленных материалов республиканского Министерства молодежи и спорта, можно констатировать, что в целом деятельность его достаточно многогранна. В частности, на данном этапе одним из важных направлений государственной молодежной политики на всех уровнях (муниципальном, республиканском) является развитие гражданской активности молодежи через участие в молодежных и детских общественных организациях (объединениях), Молодежном правительстве Республики Тыва, Молодежном парламенте Республики Тыва. На сегодняшний день общий охват молодежи общественными организациями достигает 30 тыс. человек. Проектная деятельность молодежи и молодежных организаций (объединений) поддерживается в виде грантов республиканских конкурсов «Социальный проект», «Доброволец года» и республиканского конкурса «Молодежный бизнес-проект».
Следует отдельно сказать, что значимыми мероприятиями, направленными на формирование патриотизма, профилактику этнического и религиозно-политического экстремизма в молодежной среде, стали молодежный образовательный форум «Тува – территория развития», форум студенческих землячеств городов России и СНГ, кубок КВН председателя правительства, республиканский слет детских общественных организаций и объединений и мн. др.
Как неоднократно подчеркивалось в различных докладах и отчетах Министерства по делам молодежи и спорта Тувы, с целью обучения и государственной поддержки юношей и девушек во всероссийском пространстве ежегодно организуются выезды делегаций с проектными работами на всероссийские и межрегиональные молодежные площадки, такие как Всероссийский молодежный форум «Селигер», молодежный образовательный форум «Территория инициативной молодежи “Бирюса”», межрегиональный молодежный этнотуристический форум «Этнова: теплая Сибирь», Всероссийский слет сельской молодежи в Алтайском крае, межрегиональный молодежный форум «Байкал-2020», Всероссийский фестиваль «Студенческая весна» и др.
В Туве в последнее время достаточно широкую известность получило волонтерское движение. В постановлении правительства республики, опубликованном весной 2018 г., сказано, что в числе приоритетных направлений деятельности Министерства по делам молодежи и спорта Республики Тыва на 2018 г. является развитие добровольческой (волонтерской) деятельности среди молодежи. В этой связи были предусмотрены разработка и утверждение соответствующих мер по проведению в 2018 г. на территории республики Года добровольца (волонтера) и создание республиканского корпуса добровольцев (волонтеров).
Кроме всего прочего, с нашей точки зрения, особого внимания заслуживают проведенные не так давно по инициативе исполнительного органа по делам молодежи среди представителей молодого поколения социологические опросы, нацеленные на изучение настроения молодежи, выявления наиболее острых социальных проблем, волнующих современную молодежь, в числе которых следует назвать исследование на тему «Социальное самочувствие молодежи в Республике Тыва», «Социальное положение молодых семей в Республике Тыва», «Выявление протестного потенциала и точек напряженности среди молодежи». Полагаем, что полученные в процессе этих исследований материалы и сделанные на их основе выводы и разработанные положения послужат своего рода ориентиром в деле улучшения и оптимизации работы структур, участвующих в реализации тех или иных молодежных программ.
И все же, не умаляя обоснованности и значимости всей проделанной и проводимой соответствующим органом работы, по нашему убеждению, государственная молодежная политика должна акцентировать внимание и прежде всего «строиться на следующих трех китах» – работа, образование и жилье. Рассмотрим, как в этом плане обстоят дела в Туве.
Не секрет, что проблема трудовой занятости российской молодежи и по сей день, особенно в регионах, является одной из актуальнейших. И, как справедливо отмечают исследователи, последствия экономического кризиса 2014 г., санкции, пенсионная реформа, горизонты Четвертой промышленной революции сказываются не только на выстраивании молодыми трудовых стратегий, отличных от предшествующих поколений, но и на самом отношении к труду, ее мотивации [5, с. 158]. В Туве доля представителей молодого поколения в общем числе занятого населения составляет чуть менее четверти (22,5%). По этому показателю молодежь уступает лишь группе 30-39-летних [1, с. 65]. Однако, как известно, в республике одной из острых социальных проблем была и остается проблема молодежной безработицы. В 2017 г., по имеющимся последним эмпирическим данным, из всего числа официально зарегистрированных безработных более трети составили молодые люди от 15 до 30 лет (35,4 %) [1, с. 67]. Несколькими годами ранее численность их была еще выше и достигала 37,1 % [6, с. 155]. Причины этого положения в некоторой мере раскрываются в данных о количестве принятых на обучение в образовательные организации по программам подготовки. Так, если на подготовку квалифицированных рабочих и служащих в 2013 г. было принято 3298 чел. и выпущено 2927 чел., то к 2017 г. количество принятых уменьшилось до 1717 чел., а выпущенных – до 2353 чел. [1, с. 127].
На сегодняшний день для улучшения создавшегося положения местным молодежным ведомством предпринимаются определенные шаги. Так, например, при содействии Министерства труда и социального развития Республики Тыва организуется временное трудоустройство молодежи по программам «Организация временного трудоустройства несовершеннолетних граждан в возрасте от 14 до 18», «Организация временного трудоустройства безработных граждан в возрасте от 18 до 20 лет из числа выпускников учреждений начального и среднего профессионального образования, ищущих работу впервые». Создана система конкурсной поддержки молодых граждан, занимающихся сезонными работами. Тувинским региональным отделением молодежной общероссийской общественной организации «Российские студенческие отряды» ежегодно заключаются соглашения «О трудоустройстве» с предприятиями.
Как сказано в основополагающих документах, в приоритетных направлениях молодежной политики в Республике Тыва значится создание оптимальных условий для развития молодежного предпринимательства, расширения возможностей для молодых людей реализовать свои предпринимательские инициативы и создать собственное дело. Так, например, в республике на протяжении ряда лет проводились целевые программы, направленные на развитие и содействие молодежного предпринимательства, в числе которых «Молодежь Республики Тыва», «Государственная поддержка и развитие малого и среднего предпринимательства по Республике Тыва», «Снижение напряженности на рынке труда», а также отдельные муниципальные целевые программы. Регулярно, начиная с 2011 г., на образовательных площадках молодежного образовательного форума «Тува – территория развития» («Дурген») по направлениям «Социальная активность» и «Предпринимательство» проходят обучение более 300 молодых людей. Кроме того, региональным министерством экономики и бизнес-инкубатором Тувы в рамках реализации подпрограммы «Ты – предприниматель» проводятся в разных районах республики выездные обучающие курсы «Начни свой бизнес».
При этом руководство республики, исходя из ограниченности ресурсов молодых людей, их финансовых проблем, брало на себя затраты на обучение тех, кто желал открыть собственное дело. Главный показатель эффективности реализации программных мероприятий определен количеством молодых людей, открывших собственный бизнес. Вместе с тем мы не уверены, что при этом учитывалось, что далеко не все молодые люди предрасположены к предпринимательской деятельности и не у всех это получается, как говорят в народе, для этого нужен определенный талант и везение. К тому же учет велся только по открывшим свое дело, но не анализировалось, сколько за этот период новичков-пред- принимателей «прогорели» и по каким причинам.
Иными словами, привлечение молодежи к предпринимательской деятельности – это всего лишь один из путей решения трудоустройства молодежи, который к тому же не ограничивается только обучающими тренингами. О недостаточной обоснованности выбора в качестве приоритетной задачи участия молодежи в предпринимательской деятельности нас убеждают данные за 2015-2017 гг., иллюстрирующие численность организаций по формам собственности за 20132017 гг. Так, если в 2013 г. частных организаций в Туве насчитывалось 1898 единиц, то к 2017 г. их количество фактически не изменилось и составило 1895 единиц [1, с. 201].
Добавим также, что отчасти решению вопроса трудоустройства молодежи способствует создание на территории Тувы фермерских хозяйств. Глава республики Ш. В. Кара-оол, выступая перед депутатами Верховного Хурала с отчетом о результатах деятельности правительства Республики Тыва, сказал, что в 2018 г. «по проекту “Кыштаг для молодой семьи”, который имеет мультипликативный эффект, 313 молодых семей создали для себя жизненную базу – организовали фермерские хозяйства. Практически все справились со стартовыми условиями. Наш “Кыштаг” принят Министерством сельского хозяйства России как модельный проект по созданию животноводческих фермерских хозяйств и в других регионах». Можем предположить, что данная программа имеет неплохие перспективы, но при этом важно выстроить репрезентативную систему оценки эффективности предпринимаемых мер.
Относительно сферы образования данные официальной статистики свидетельствуют, что в целом сложившаяся здесь ситуация по сравнению со всеми другими сферами все же более- менее благополучна. Другой вопрос, что в настоящее время на местном рынке труда все более рельефно проявляется тенденция возрастающего разрыва между спросом и предложением, то есть несоответствия между полученным образованием и требованием рынка. Как итог из-за отсутствия вакантных мест по полученной специальности молодые люди, имея высшее образование, либо устраиваются работать не по профилю, либо вынуждены искать работу за пределами республики. Безусловно, в данной ситуации соответствующим региональным органам необходимо серьезно проработать вопрос и создать условия для профессиональной переподготовки молодежи с учетом местного дефицита и спроса на ту или иную специальность.
Что касается жилищного вопроса, несмотря на то, что молодые семьи получают государственную поддержку на приобретение и строительство жилья, все же острота жилищной проблемы в Туве последние годы не ослабевает. В целях содействия улучшению жилищных условий молодых специалистов реализуется Порядок предоставления субсидий на компенсацию части затрат по ипотечным кредитам (займам) на приобретение (строительство) жилья в Республике Тыва лицам, окончившим с отличием государственные учреждения высшего профессионального образования. Вместе с тем, по данным органов статистики, за 2013-2017 гг. получили жилые помещения и улучшили жилищные условия 3176 семей [1, с. 111]. Однако в тот же период в молодежных возрастных группах жениха и невесты 18-25 лет и 25-34 года было заключено 7712 браков, и на этом фоне процесс обеспеченности молодежи жильем представляется весьма проблематичным [1, с. 50].
В целом же нельзя не признать, что, несмотря на имеющиеся в Туве проблемы и нерешенные вопросы, в сфере молодежной политики в республике проводится большая и разнообразная работа. Сравнение представленных по этому вопросу материалов с предыдущими годами свидетельствует об активизации и некотором повышении результативности деятельности молодежного сообщества. Тем не менее сложившаяся ситуация все же оставляет желать лучшего. На наш взгляд, упомянутые нами программы во многом носят декларативный характер, в большей степени ориентированы на проведение различных массовых мероприятий, в основном воспитательно-пропагандистского характера. Не умаляя значения таких акций, все же подчеркнем, что результат дают целевые меры, которые можно оценить по конкретным качественным показателям, а не только по числу участников. По нашему мнению, остались нераскрытыми итоги последних пяти лет по проблемам получения молодежью доступного жилья, высшего образования, создания системы трудоустройства после окончания учебного заведения, обеспеченности молодых семей местами в детских дошкольных учреждениях, среднего уровня дохода молодых людей.
Кроме того, усиленного внимания государственных органов требуют вопросы ранних браков и разводов среди молодежи, преступности, культуры поведения и другие, не менее острые социальные темы. Возможно, на результативности и эффективности работы с молодежью сказывается и то обстоятельство, что в отличие от предыдущего периода во все постсоветские годы молодежное ведомство не было самостоятельной структурной единицей, находилось в составе другой организации. И еще, как бы это пафосно ни звучало сегодня, лозунг советских времен «Кадры решают все» в данном случае как никогда актуален, т. е. речь идет о том, что для работы в современных молодежных организациях требуется профессиональная подготовка, которая, как показывает практика, начинается со школьной скамьи.
Не так давно Федеральным агентством по делам молодежи были разработаны и внедрены рейтинговые показатели государственной молодежной политики, позволяющие оценить работу региональных органов исполнительной власти по делам молодежи. Деятельность региональных структур рассматривалась по совокупности критериев эффективности их работы по осуществлению государственной молодежной политики, которые состояли из следующих направлений: мероприятия, финансовая поддержка инициативной молодежи, обеспечение реализации государственной молодежной политики, комплекс мероприятий по приоритетному направлению текущего года. После подведения итогов данные этого рейтинга за 2018 г. были опубликованы на сайте агентства. В системе ключевых показателей по реализации государственной молодежной политики список возглавил Красноярский край (77,99 % выполняемости). К сожалению, Тува не вошла в двадцатку лидеров. Несомненно, подобные рейтинги стимулируют и «подстегивают», создают дополнительный импульс для решения поставленных задач. Очевидно, что в Республике Тыва предстоит большая работа по реализации важных направлений молодежной политики, где многие аспекты молодежных проблем все еще ждут своего решения.
ЛИТЕРАТУРА
Статистический ежегодник Республики Тыва. – Кызыл, 2018. – 439 с.
Статистический ежегодник Республики Тыва. – Кызыл, 2013.
Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года. В 11 томах. Т. 4. Национальный состав и владение языками, гражданство. Кн. 1. – М.: ИИЦ «Статистика России», 2012. – 848 с.
Численность населения по полу и возрастным группам по Республике Тыва на 1 января 2016 г. – Кызыл, 2016.
Демиденко С. Ю. Молодежь и ее работа: конструирование трудовой биографии // Социологические исследования. – 2019. – № 4. – С. 158-161.
Регионы России. Социально-экономические показатели. 2015. Стат. сборник. – М.: Росстат, 2015. – 1268 с.
Духовный центр шорской культуры «Эне Таг» как новая форма сохранения этнокультурного наследия Мысковского городского округа Кузбасса
ДУХОВНЫЙ ЦЕНТР ШОРСКОЙ КУЛЬТУРЫ «ЭНЕ ТАГ» КАК НОВАЯ ФОРМА СОХРАНЕНИЯ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ МЫСКОВСКОГО ГОРОДСКОГО ОКРУГА КУЗБАССА
В. М. Кимеев
Статья посвящена новым формам сохранения этнокультурного наследия в городской и сельской среде Мысковского городского округа Кемеровской области (Кузбасса).
SPIRITUAL CENTER OF SHORSK CULTURE «ENE TAG» AS A NEW FORM OF PRESERVATION OF THE ETHNO-CULTURAL HERITAGE OF MYSKOVSKY URBAN DISTRICT OF KUZBASS
Valeriy M. Kimeev
The article is devoted to new forms of preservation of ethno-cultural heritage in the urban and rural environment of the Myskovsky urban district of the Kemerovo region (Kuzbass)
В настоящее время в состав Мысковского городского округа, кроме самого г. Мыски – первой столицы Горно-Шорского национального района (1925-1930), части которого (Центр, поселки Ключевой и Притомский) разбросаны на многие километры друг от друга, входят поселки бывшего Подобасского сельсовета: Подобас, Берензас, Бородино, Акколь, Балбынь, Усть-Мрас, Тутуяс, Аксас и поселки бывшего Чувашенского сельсовета: Чувашка, Чуазас, Тоз и исчезнувший под разрезом – Казас. На 2006 г. численность всего населения Мысковского округа составляла около 45 тыс. чел., из коих коренные жители – шорцы – составляли всего 1668 чел. Кроме разрезов, на территории округа располагаются крупные предприятия: Томь-Усинская ГРЭС и ЦОФ «Сибирь» [1, с. 9].
Духовный центр шорской культуры «Эне Таг» (Мать Гора) расположен в п. Чувашка (Устун аал), в 20 км от центра г. Мыски. Инициатором создания центра выступила городская общественная организация «Шория» во главе с директором «Благотворительного фонда развития шорского народа» Юрием Николаевичем Кастараковым. Место для центра выбрали шаманы из Алтая (Аржан Кезереков) и Хакасии (Людмила Кобежикова) и определили его как священное, предназначенное для духовного объединения. Центр создан не только для шорцев, но и для представителей других тюркских народов, которые приезжают в Горную Шорию для обмена знаниями и умениями. Коренные жители-шорцы Мысков и других городов верят в то, что «Эне Таг» поможет делать более уверенные шаги в деле возрождения шорского народа и станет для них родным домом. Торжественное открытие центра «Эне Таг» состоялось 3 ноября 2013 г. после камлания шаманов для благополучия и процветания места. Получив благословения духов, все участники праздника с пожеланиями добра и процветания для своего народа, близких людей и лично для себя подвязали чалама (цветные ленточки) на веревку коновязи шарчын. А затем, взявшись за руки и образовав неразрывный круг, с чистыми помыслами обошли три раза вокруг юрты (аала). Лишь после дружеских объятий с рядом стоящими соседями всем было позволено войти в новый «духовный храм» шорского народа.
Для гостей мероприятия с концертной программой в соседнем Доме культуры выступили ансамбль из Республики Алтай «Чагылган» («Искрящийся»), шорская певица Инна Тунекова (г. Междуреченск), а также мысковские национальные ансамбли «Отчагаш» и «От Эне». В холле все присутствующие полакомились традиционными шорскими блюдами [2, с. 19].
Комплекс духовного центра состоит из трех юрт-новоделов и одного дома народных ремесел из бруса, расположенных на огороженной забором-частоколом площадке между сельским Домом культуры и зданием бывшей администрации п. Чувашка.
В центре площадки расположен главный объект – большая юрта из бруса (место проведения ритуальных обрядов), слева от входа на площадку сооружен шарчын (специальная коновязь из одного высокого резного деревянного столба, окруженного четырьмя низкими столбами по углам, связанными веревкой, на которую привязывают цветные ленточки – чалама). Перед входом в юрту установлены две резные фигуры волка и волчицы из цельного дерева на постаменте, охраняющие покой и защищающие территорию от недоброжелателей.
По признанию шаманов здесь наблюдается особая энергетика. В короткие сроки активисты городского общественного движения «Шория» на средства администрации и управляющих угольных компаний отстроили своеобразную шорскую деревню – аал.
В главном строении деревни – большой 12-угольной юрте из бруса – на полках по стенам выставлены этнографические экспонаты городского историко-этнографического музея: предметы быта и домашняя утварь шорцев, шаманский бубен и другие культовые предметы.
Самая главная достопримечательность многоугольной юрты Центра духовной культуры шорского народа, со слов Ю. Н. Кастаракова, находится у стены напротив входа – это массивный, из цельного ствола дерева трон тынных чер (духовное место). Только после того, как человек попросит прощения у духов и очистит свои помыслы, ему позволено сесть в это кресло, попросить о чем-то самом сокровенном, но обязательно хорошем.
Расположенный на окраине п. Чувашка родник Су-еези, по преданию, дает целебную воду и является источником доброй энергии, целебных сил и является местом почитания духа воды суг эзи (Хозяйка воды), деревянная резная фигура которой установлена перед двухскатным навесом над родником. За короткое время у родника была построена беседка, созданы условия для забора воды. Его открытие состоялось в начале декабря 2014 г. Местные жители у источника высадили березу – священный символ шорцев.
В декабре 2016 г. открылась школа народных ремесел в деревянном здании мастерской, специально построенном на территории Духовного центра «Эне-Таг». Проект предполагает развитие народных промыслов, выпуск деревянной продукции, декоративно-художественных поделок и сувениров, способствует сохранению, возрождению и развитию народных промыслов шорского народа, обучению молодого поколения традиционным ремеслам. В мастерской работают два мастера: Владимир Васильевич Бекренев и Агата Андре – евна Кирсанова, изготовляющие берестяные туеса, разделочные доски, подушки с кедровой стружкой вместо пуха и другие предметы прикладного искусства. На территории центра ежегодно проводятся несколько шорских ритуальных праздников с приглашением гостей со всего Кузбасса.
Всего в Мысковском городском округе стараниями директора шорского благотворительного фонда «Развитие Горной Шории» Ю. Н. Каста- ракова было сооружено еще несколько коновя- зей-шарчынов как культовых сооружений: в п. Бородино (Пара-Таг) в 2015 г., в п. Красный Яр (Кызыл Яр) в 2018 г. По новым поверьям представителей городской шорской элиты, шарчын – это священный символ шорцев, у которого на веревки у столбиков привязывают разноцветные ленточки чалама, а также лестница в небо к богу кудай. В шорском фольклоре имеется одно упоминание о коновязи – алтын шарчын (золотая коновязь): «Карие кони – большой и малый – у золотой коновязи стоят» [3, с. 48, 51].
В шорских улусах Западной Хакасии деревянная коновязь-сарчын устанавливалась у некоторых ворот усадьбы, но сакрального значения не имела. ЕдинЕдинственный сохранившийся экземпляр такой коновязи высотой 62 см хранится на выставке в Хакасском национальном музее, но дополнительно украшен сотрудниками музея цветными ленточками на современный манер. По сведениям этнографа В. Я. Бута- наева, в хакасских преданиях сарчын устанавливался на перевалах для горных духов и их невидимых коней. Напротив, по непроверенным сведениям сотрудника ХакНИИЯЛИ А. А. Бурнакова, сарчыны использовались у некоторых родовых групп в качестве привязей для коней горных духов таг ээзи и устанавливались у подножия культовых гор, где раз в три года проводили праздники Таг тайых в честь горного духа-родоначальника либо покровителя данного рода. В богатырских сказаниях сарчыны постоянно упоминаются как элемент строений у резиденций героев сюжета. Отношение к сарчынам, установленным у усадеб в Хакасии, было почтительным, и после ее разрушения не разрешалось использовать остатки в качестве дров, выбрасывать куда- либо, иногда использовали ее как слегу и водружали на крышу юрты/дома.
Экспозиционный комплекс, примыкающий к Духовному центру экомузея, будет состоять из трехсекционного навеса с реконструированной глиняной плавильной печью (аналог раскопанной археологами печи у п. Тоз) с двумя воздуходувными мехами, коробом с каменьями железной руды и коробом с древесным углем.
Во второй секции – каменная наковальня- кузница, железные молотки с клещами и короб для криц. В третьей секции оборудована мастерская для лепки глиняной посуды. Рядом предполагается реконструкция подлинного двухъярусного амбара из п. Учас, находящего в экспозиции «Шорский улус Кезек» музея-заповедника «Томская писаница».
Кроме этого, проектом предусмотрено: реконструкция бревенчатого амбара-кузницы (аналог амбара из п. Дальний Кезек, конец XIX в.) с сам- цовой двухскатной желобовой крышей. Внутри будет кузнечный горн с мехами, железная наковальня с кузнечным инструментом.
Дополнением экспозиции станет реконструкция деревянной летней юрты сенек из п. Дальний Кезек Таштагольского района постройки 1927 г. с открытым очагом кулеймазе у стены напротив входа, ручной каменной мельницей тэрбен в левом углу от входа, деревянной лавкой вдоль левой от входа стены, ткацким станком кендырь тыбеге и детской дощатой колыбелью пепий у правой стены, столом в правом от входа углу и лавками, берестяной и деревянной утварью на полках по стенам. Снаружи у стены сенека будут установлены: ручная кожемялка талык, аппарат монгольского типа для выгонки араки, а также заготовка для деревянных охотничьих лыж. За сенеком – пчелиный улей-колода и срубная двухместная собачья конура.
В центре площадке реконструируется святилище тайелга, широко распространенное у всех тюркских народов Саяно-Алтая, в виде лабаза тастака на 4-х столбах, опорного столба с развилкой для жерди с навешенной на него лошадиной шкурой с копытами и черепом. У тайелги обычно складывался костер, а рядом ставился на камнях большой железный казан для варки мяса. Использовался во время ритуальной плавки железа или жертвоприношения лошади.
В экомузее предполагается также реконструкция орехо-промыслового стана в составе: навеса со станком для размалывания кедровых шишек, избушки-одага из полубревен для ночлега, срубного амбарчика на высоких столбах для хранения продуктов, небольшого срубного амбара под односкатной желобовой крышей для хранения ореха, бревенчатой эстакады для погрузки мешков с орехом на вьючную лошадь.
Каждый год летом на территории Духовного центра проводится национальный шорский праздник Томазак-Пайрам, на спортивной детской площадке в центре поселка Чувашка. На праздник собираются сотни людей разных делегаций городов и поселков Горной Шории, в состав которых входят творческие фольклорные коллективы, члены общественных национальных объединений, спортсмены, руководители Ассоциации шорского народа и глава Мысковского городского округа.
ЛИТЕРАТУРА
Голишев С. Мыски. История. Судьбы. Современность. – Новокузнецк: Новокузнецкий полиграфком- бинат, 2006. – 282 с.
Кимеев В. М., Копытов А. И. Горная Шория: история и современность. Историко-этнографические очерки: монография. – Кемерово: Примула, 2018. – 600 с.
Дыренкова Н. П. Шорский фольклор: зап., пер., вступ. ст. и прим. Н. П. Дыренковой. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. – 448 с.
К вопросу об этнической идентификации сойотов Бурятии
К ВОПРОСУ ОБ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ СОЙОТОВ БУРЯТИИ
В. П. Кривоногов
Летом 2018 г. состоялась этнографическая экспедиция Сибирского федерального университета к сойотам Окинского района Бурятии. В программе изучение современных этнических процессов у сойотов. Разработана 25-процентная выборка для проведения массового опроса по специальному опросному листу, исследовано сойотское население пяти населенных пунктов. Рассмотрены вопросы демографии, этнической самоидентификации, расселения, этноязыковых процессов, изменений в области хозяйства, материальной и духовной культуры, национально-смешанных браков и метисации. Выяснилось, что реальная численность сойотов на сегодняшний день составляет 2,1 —2,2 тыс. чел., хотя официально их существенно больше – связано это с тем, что сойотами записалось значительное количество бурятов в надежде на льготы, предусмотренные для малочисленных коренных народов Сибири. Налицо значительное сближение сойотов с местными бурятами, в частности, все сойоты считают родным бурятский язык, сближение произошло в области хозяйства, материальной и духовной культуры, происходит слияние с бурятами путем национально-смешанных браков. Однако в народе пока что сохраняется память о недавних различиях в разных областях культуры и языке. Эта стойкая память, а также сохранившееся этническое самосознание позволило сойотам добиться включения себя в список коренных малочисленных народов Сибири.
ON THE QUESTION OF THE ETHNIC IDENTITY OF THE SOYOTS OF BURYATIA
Viktor P. Krivonogov
In the summer of 2018, an ethnographic expedition of the Siberian Federal University to the soyot of the Oka district of Buryatia took place. The program included the study of modern ethnic processes in Soyots. At 25 percent sample was developed for conducting a mass survey according to a special questionnaire; the Soyot population of five settlements was studied. The issues of demography, ethnic self-identification, resettlement, ethnic language processes, changes in the field of economy, material and spiritual culture, nationally mixed marriages and cross-breeding are considered. It turned out that the actual number of Soyots today is 2.1-2.2 thousand people, although officially there are significantly more of them – this is due to the fact that the Soyots recorded a significant number of Buryats in the hope of benefits provided for the small indigenous peoples of Siberia. There is a significant rapprochement between Soyots and local Buryats, in particular, all Soyots consider the Buryat language as their mother language, the rapprochement occurred in the field of economy, material and spiritual culture, there is a merger with the Buryats through nationally mixed marriages. However, people still retain the memory of recent differences in different areas of culture and language. This persistent memory, as well as the preserved ethnic identity, allowed the Soyots to achieve inclusion in the list of indigenous peoples of Siberia.
В 2002 г. на карте России и в списках переписей населения появился новый этнос – сойоты. Они живут в Окинском, самом западном районе Бурятии, на границе с землями, населенными тувинцами-тоджинцами и тофаларами. Это как раз были самые близкие к сойотам, родственные народы (и еще цаатаны в соседней Монголии). У них были похожие языки (тюркской языковой группы), идентичный тип хозяйства и культуры, близкий антропологический облик1. Но еще в XVIII-XIX вв. начался процесс сближения и слияния сойотов с ближайшими соседями – бурятами, которые жили на территории того же (современного) Окинского района. Сближались хозяйственные уклады, культура, и сойоты постепенно полностью перешли на бурятский язык и забыли свой [1, с. 12-20]. Казалось бы – все, этническая история сойотов завершилась, они превратились в составную часть бурят. Но оказалось, что кое- что все же сохранилось – этническая память. Эти люди не забыли своего происхождения, не забыли, что они сойоты. И в 1990-е гг., когда по всему постсоветскому пространству прокатилась волна самоопределений, буряты сойотского происхождения обратились во властные структуры с просьбой о восстановлении своей идентичности [2; 3, с. 65]. Эта просьба была услышана, и сойоты вступили в сообщество коренных малочисленных народов России, Сибири. В этом статусе они сейчас и пребывают. Целью нашей экспедиции в июне – июле 2018 г. было выяснить характер современных этнических процессов, протекающих у этого этноса.
Вопрос о численности сойотов оказался весьма сложным, хотя данные последних переписей населения, казалось бы, дают точную информацию. В 1995 г. была проведена локальная перепись населения Окинского района. Всего переписано 1973 сойотов из 4615 чел. общего населения района, или 42,8 %1 2, по переписи 2010 г. – 3579 чел. по Бурятии, в основном – в Окинском районе3. Остальные жители района – главным образом буряты. Такой стремительный рост численности сойотов между переписями можно было бы объяснить процессом восстановления сойотской идентичности после многих десятилетий, когда сойоты были записаны в документах бурятами. Однако не все оказалось так однозначно. Восстановление сойотской идентичности сопровождалось разговорами о получении малочисленным народом льгот разного рода (среди них – более ранний выход на пенсию и др.), и в результате многие буряты, не имеющие по происхождению никакого отношения к сойотам, тоже пожелали формально записаться сойотами. В ходе экспедиции нам предстояло выявить истинную, реальную численность сойотов на основе их этнического самоопределения. Надо сказать, что буряты, записавшиеся формально сойотами, в беседах прямо и откровенно нам об этом сообщали: «На самом деле я бурят, и среди предков – все буряты. Но я записался сойотом, потому что обещали льготы». Мы встретились с сотнями людей в разных поселках, и постепенно стала вырисовываться картина реального положения вещей с этнической принадлежностью. Большую помощь нам оказали специалисты местных администраций, которые в свое время и составляли списки сойотов, и они прекрасно знали, кто из записавшихся является сойотом по происхождению, а кто бурятом. В итоге мы выделили три группы, которые записались сойотами. Первая группа – это сойоты по происхождению, те, у которых сойотами были предки по обеим родительским линиям. Все представители этой группы вполне определенно и однозначно относят себя к сойотам. Вторая группа – смешанное сойотско-бурятское население, у которых сойоты были предками по одной из родительских линий. Оказалось, что в этой группе примерно 90 % реально относят себя к сойотам, определяют себя как сойоты, а 10 % склоняются к тому, что они ближе к бурятам, считают себя бурятами. И третья группа – «чистокровные» буряты по происхождению, в родословных своих не имеют сойотов. Они практически все признались нам, что записались сойотами чисто формально, а в реальности считают себя бурятами. В связи с этим мы произвели перерасчет с целью выявления численности сойотов на основе их этнического самоопределения независимо от формальной записи их сойотами. Конечно, эта цифра не отличается точностью, так как часть смешанного бурятско-сойотского населения имеет двойное самосознание и затрудняется отнести себя к одному или другому этносу, так что точность здесь вряд ли вообще возможна. Тем не менее, произведя перерасчеты, мы вышли на показатели 2,1-2,2 тыс. чел., которых вполне можно отнести к сойотам по их этническому самоопределению (ок. 37-39 % населения района). Остальные 1,4-1,5 тыс. чел., «записавшиеся» сойотами, – на самом деле буряты по их этническому самосознанию. Таким образом, получается, что данные 1990-х гг. – самые точные и адекватные по численности сойотского населения, в то время как показатели 2010 г. значительно преувеличены.
В программе экспедиции в июле 2018 г. использовалось несколько методов исследования – работа с информаторами и экспертами, метод наблюдения, изучение письменных источников и статистических данных, но центральное место занял массовый опрос сойотского населения по 25-процентной выборке. Всего составлены опросные листы на 526 человек. В зависимости от размера, национального состава и других характеристик были отобраны 5 населенных пунктов во всех четырех поселениях района. Поселение – это административная единица, аналогичная сельсовету советского периода, в состав поселения обычно входит несколько населенных пунктов. На территории района расположены 4 поселения: Сойотское, Орликское (с районным центром – п. Орлик), Саянское и Бурунголь- ское. В Сойотском поселении в выборку попали поселки Сорок и Боксон, в Орликском – районный центр Орлик, в Саянском – поселок Саяны, в Бурунгольском – поселок Хужир. В каждом населенном пункте были опрошены сойоты при соблюдении пропорций по полу и возрасту, с сохранением соотношения однонациональных и национально-смешанных семей, чтобы сделать выборку репрезентативной. Численность опрошенных сойотов в каждом населенном пункте соответствовала численности сойотов, проживающих в поселках подобного типа (по размеру, национальному составу и т. д.). Опрос проходил методом стандартизированного интервью по специальному опросному листу, включающему 31 вопрос о разных сторонах этнических процессов (языковые процессы, материальная и духовная культура, демография и др.). Опрос проводился посемейно, взрослых опрашивали лично, на детей составлялись опросные листы со слов родителей. В национально-смешанных семьях этническая принадлежность детей определялась родителями, и опросные листы составлялись только на тех детей, которых родители отнесли к сойотам. Все это позволило выразить этнические процессы, протекающие у сойотов, в относительно точных показателях.
Большинство сойотов отошли от традиционных занятий. Оленеводство, традиционное для них в прошлом [5], было ликвидировано в 1963 г. под предлогом нерентабельности [1]. Правда, недавно была сделана попытка его возродить, было закуплено небольшое стадо оленей у соседних тофаларов [1]. В настоящее время это стадо пасется на территории, относящейся к Сойотскому поселению, однако занято в этом возрожденном оленеводстве всего… два человека. Так что особой отраслью это назвать сложно. Свойственное сойотам в прошлом занятие охотой на уровне основного занятия практически не востребовано, штатных охотников встретить не удалось. Еще один вид традиционного хозяйства – разведение яков – сохранился лучше. Яков по-прежнему разводят, причем не только сойоты, но и буряты. В то же время бурятское скотоводство (крупный рогатый скот, лошади, овцы) распространилось среди сойотов. Особенное развитие получило разведение гибридов яков и коров – так называемых хайнаков. Однако если речь идет об основном официальном занятии, то занятых в традиционных отраслях среди сойотов осталось очень мало. Среди мужчин трудоспособного возраста лишь 8,6 % числятся скотоводами, еще 5,7 % являются неквалифицированными рабочими ручного труда, 28,6 % – квалифицированные рабочие и рабочие на механизмах, 20 % – специалисты разного уровня, 11,5 % – руководители разного уровня, остальные 25,7 % – безработные. Среди женщин занятых в животноводстве не нашлось, 22,8 % – неквалифицированные рабочие, 3,5 % – квалифицированные рабочие, 54,4 % – служащие и специалисты разного уровня, 5,3 % – руководители, 7,0 % – безработные, 7,0 % – домохозяйки. Социально-профессиональная структура сойотов почти идентична таковой у бурят, национальная специфика практически не ощущается, что способствует более тесному общению сойотов с бурятами.
Заметно больше сохранилось традиционных особенностей в занятиях вне основной работы, то есть в домашнем хозяйстве. В личном подсобном хозяйстве многие сойоты имеют яков и хайнаков, кроме того, многие мужчины занимаются охотой. Результаты опроса такие. Знакомы с оленеводством 12,9 % мужчин и 6,3 % женщин. Занимались и до сих пор занимаются разведением яков 41,4 % мужчин и 52,6 % женщин. Охотой на досуге увлекаются 42,9 % мужчин. Совсем не имели и не имеют отношения к традиционным занятиям 34,3 % мужчин и 45,3 % женщин.
Многие сойоты имеют национальную бурятскую одежду – 57,4 %. Чаще она используется по праздникам, а в будние дни ее встретить невозможно. Использование этой одежды не уменьшается – доля владеющих ею примерно одинакова во всех возрастных группах, и даже среди детей ее имеют более половины. Несколько чаще такая одежда имеется у женщин (65,3 %), чем у мужчин (47,4 %). Гораздо реже можно встретить сойотскую традиционную одежду. На первый взгляд, сойотская одежда похожа на бурятскую, видимо, здесь сказалось длительное влияние бурят, однако знатоки, особенно пожилые женщины, по некоторым деталям и особенностям покроя видят отличие сойотской одежды от бурятской. Сойотскую одежду имеют 8,0 % опрошенных, включая детей (среди мужчин 3,4 %, среди женщин 11,5 %). Хотя общее число имеющих такую одежду невелико, однако воспроизводство ее продолжается – среди детей имеют ее не меньшее число, чем среди пожилых людей.
Кухня сойотов в основном бурятская и общероссийская, большинство взрослых опрошенных даже затруднились определить – что такое национальная кухня, они не могут назвать ни одного национального сойотского блюда. Таких оказалось 75,8 %. Еще 8,5 % ответили, что знают отдельные блюда сойотской кухни, но не употребляют, а остальные 15,7 % – изредка употребляют эти блюда. В основном эти блюда готовятся из продуктов, добываемых охотниками в тайге. Некоторые помнят блюда, продукты для которых поставляло домашнее оленеводство, но так как оленей сейчас почти нет, то эти продукты недоступны, о них вспоминали в прошедшем времени. Несколько чаще национальные блюда потребляются в сойотском поселении, то есть в месте компактного проживания сойотов. Эти блюда до сих пор употребляют 20 % опрошенных взрослых.
Кроме традиционной одежды, разные предметы, связанные с традиционной бурятской и сойотской материальной культурой (утварь, орудия труда, и т. д.), имеются в 43,4 % сойотских семей, в том числе 25,5 % семей имеют предметы бурятской материальной культуры, 13,2 % – сойотской, 4,7 % – и бурятской, и сойотской.
Сойоты еще век назад почти полностью забыли свой язык и стали бурятоязычными. Одновременно шло усвоение, в основном через школу, русского языка, и к концу ХХ в. сойоты стали двуязычными, свободно владея бурятским и русским языками. Согласно нашему опросу, 93,9 % сойотов назвали родным бурятский язык, 5,7 % – сразу два языка: бурятский и русский и 0,4 % – русский. В последнем случае речь идет о тех немногих сойотах, чье детство прошло вне Бурятии.
Основной разговорный язык у сойотов также бурятский – у 83,3 % опрошенных; используют одинаково интенсивно сразу два языка – 14,0 %, чаще русский – 2,7 %. Степень владения сойотами бурятским языком исключительно высока –
97.7 % опрошенных владеют им свободно, 1,5 % с некоторыми затруднениями и лишь 0,8 % – со значительными затруднениями (в последнем случае, как уже говорилось, это в основном дети, которые родились за пределами Бурятии). Не встретилось ни одного сойота, который бы вообще не понимал бурятский язык. Русский язык для большинства сойотов – не родной, а второй, и степень владения им несколько ниже, чем бурятским. Однако большинство (72,6 %)опрошенных владеют им свободно. Еще 20,5 % владеют им с некоторыми затруднениями, 4,9 % – со значительными затруднениями, 0,4 % – только понимают, но не говорят и 1,5 % – совсем не владеют. Хуже всего владеют русским языком старики (старше 70 лет – 40 % владеют им свободно, 60 % – с затруднениями), а также дошкольники, которые еще не начали изучать русский язык. Лучше всего владеют русским языком в районном центре, где концентрируется максимальное количество специалистов с высшим образованием (владеют русским языком свободно 84,9 %, частично – 14,3 %, не владеют совсем – 0,8 %). В Сойотском поселении, где в основном занимаются сельским хозяйством, показатели ниже (владеют свободно 59,7 %, частично – 37.8 %, не владеют совсем – 2,5 %).
В 1990-е гг. в процессе восстановления сойотской идентичности сделана попытка реанимации давно забытого сойотского языка. Специалистами-лингвистами была разработана письменность, подготовлены учителя, и началось преподавание в школе Сойотского поселения. Нам не встретилось ни одного сойота, который бы овладел этим языком свободно. Тем не менее нашлись люди, которые после прохождения курса сойотского языка в школе смогли определить свою компетенцию как «владею со значительными затруднениями» (знают несколько десятков слов, несколько фраз, но связно говорить не научились) и «понимаю, но не говорю» (понимание также весьма относительное – понимают очень ограниченное количество слов). Всего по всей выборке оценили свои знания как «владею со значительными затруднениями» 1,1 % опрошенных старше 7 лет (степень компетенции детей определяли родители), еще 5,0 % остановились на варианте ответа «понимаю, но не говорю». Остальные 93.9 % сойотским языком не владеют совсем. Так как сойотский язык внедрен не во все школы района, а лишь в Сойотском поселении, имеет смысл обратиться к компетенции только тех, кто учил этот язык в школе. Всего прошли через обучение этому языку в школе 18,3 % всех сойотов старше 7 лет. Однако изучать – не значит овладеть. Из тех, кто прошел курс языка в школе, лишь 4,9 % посчитали, что владеют этим языком со значительными затруднениями, еще 22,0 % – начали немного понимать, а 73,2 % признались, что этим языком не овладели совсем. Интересно, что и среди тех, кто не проходил курса языка в школе, нашлось несколько человек, которые в какой-то мере освоили сойотский язык. Видимо, это родители тех детей, которые изучали язык в школе, и, помогая детям готовить уроки, они тоже немного освоили этот язык. Но их немного – 0,6 % считают, что владеют языком со значительными затруднениями, и еще 1,6 % – начали немного понимать. Те, кто в какой-то степени овладел сойотским языком, нигде его не используют, кроме уроков сойотского языка в школе, так как уровень компетенции в этом языке весьма низок. Тем не менее 12,4 % опрошенных старше 7 лет отметили, что научились немного читать на сойотском языке (53,7 % от числа тех, кто учил сойотский язык в школе, и 3,3 % тех, кто не учил). Показатели не такие плохие, более половины тех, кто учил язык, вроде бы научились читать. Однако, как выяснилось, есть расхождения между понятиями «читать» и «понимать» текст. Некоторые респонденты признались, что несложные тексты из учебника они, в принципе, могут прочитать, а вот понять – далеко не всегда или не полностью. Так что на самом деле успехи в обучении сойотскому языку намного скромнее.
В школах района идет обучение детей и на русском, и на бурятском языках. Среди опрошенных сойотов обнаружилось лишь 10,3 % не изучавших по разным причинам бурятский язык в школе, остальные учили его в начальных классах – 5,2 %, до 9 класса – еще 7,1 %, до 11 класса – 77,4 %. В результате 92,0 % сойотов старше 7 лет могут читать и писать на бурятском языке, 4.9 % – только читать и лишь 3,1 % не могут читать и писать на этом языке. А вот русским владеют практически все (99,6 % старше 7 лет могут писать и читать, 0,4 % только читать).
В разных сферах общения сойоты используют либо исключительно бурятский язык, либо (реже) два языка – русский и бурятский. Очень небольшая часть использует исключительно русский язык. В последнем случае это чаще всего те, кто провел детство за пределами Бурятии, в русской среде. При общении со своими родителями 80,2 % опрошенных сойотов используют бурятский язык, 18,3 % – русский и бурятский и лишь 1.5 % – русский. Русский язык или два языка используют в основном дети, чаще – в районном центре. При общении с братьями и сестрами 82,9 % используют бурятский язык, 15,1 % – два языка, 2,0 % – русский язык. В общении с друзьями 59,5 % используют бурятский язык, 36,4 % – два языка, 4,1 % – русский язык. В разговоре со своими супругами используют в основном только бурятский язык 84,0 %, два языка – 15,2 %, в основном русский – 0,8 %. В общении со своими детьми бурятский язык используют 69,7 %, два языка – 28,0 %, русский язык – 2,3 %. Гораздо шире русский язык используется на производстве. С коллегами по работе говорят в основном по-бурятски 34,7 %, на двух языках – 59,6 %, на русском – 5,7 %. Как видим, в общении внутри семьи преобладает бурятский язык, во внешнем общении – на работе, с друзьями – расширяется использование русского, растет значение двуязычия.
У сойотов распространены бурятские и русские имена, сойотские имена практически не встречаются. Лишь двое респондентов не совсем уверенно предположили, что их имена – сойотские. По всей выборке бурятские имена имеют 61.5 % опрошенных, русские – 38,5 %. У мужчин соотношение – 71,8 % и 29,2 %, у женщин – 53,7 % и 46,3 %, т. е. у мужчин относительно чаще встречаются бурятские имена, у женщин несколько выше доля русских имен. Как меняется соотношение русских и бурятских имен по поколениям? Оказывается, от старших к младшим возрастам русских имен все меньше, бурятских – все больше. У пожилых мужчин (60 лет и старше) бурятские имена имеют 61,5 %, среди детей и подростков (до 20 лет) – 87,2 %, у женщин и девочек соответственно – 24,0 % и 70,4 %.
В религиозных взглядах сойотов ярко проявляется синкретизм – подавляющее большинство признают одновременно и буддизм, пришедший сюда от бурят, и шаманизм, веру в духов, т. е. традиционную религию, – 80,5 % опрошенных взрослых. Кроме того, 10,1 % относят себя к буддистам, 6,3 % – к шаманистам, остальные 3,1 % определили себя как неверующие (атеисты).
О традиционных родильных обрядах (бурятских и сойотских) две трети опрошенных (67,9 %) ничего не знают, 22,8 % знают основные элементы бурятского обряда, 8,6 % – сойотского, 0,6 % – того и другого. Женщины, которые, естественно, более компетентные в этом обряде, лучше, чем мужчины, знакомы с бурятским обрядом (23,4 % против 13,4 % у мужчин), но о сойотском обряде также знают немногие (9,5 % женщин, 9,0 % мужчин). Со свадебным традиционным обрядом сойоты знакомы лучше, но только с бурятским; знают о его элементах 61,7 % опрошенных взрослых. А вот про сойотский свадебный обряд слышали только 0,6 %. Аналогичные результаты по знакомству с погребальным обрядом. С бурятским традиционным похоронным обрядом знакомы 62,9 %, а вот с сойотским – всего 3,1 %. Так что по основным традиционным обрядам мы видим значительное превышение компетенции в бурятских обрядах по сравнению с сойотскими. В то же время наблюдается процесс отхода и от бурятских обрядов, они также постепенно забываются. Особенно плохо знакома с ними молодежь. Те немногие, кто знаком с сойотскими обрядами, – в основном старики, и говорят о них исключительно в прошедшем времени (в настоящее время они не практикуются). Например, о сойотском похоронном обряде информированы 7,1 % пожилых людей старше 60 лет, а до 40 лет о них не слышал никто.
Еще относительно недавно сойоты помнили, к какому роду они относились (среди них встречались рода: сойот, иркит, онхот, хаасуут), но сейчас стали об этом забывать. Лишь 46,7 % назвали свой род, остальные на наш вопрос о своей родовой принадлежности ответить не смогли.
В районе весьма широко распространились национально-смешанные браки. В нашей выборке, если не считать одиночек, соотношение однонациональных и национально-смешанных семей оказалось 58,0 % и 42,0 %, то есть доля смешанных семей приближается к половине. Большинство смешанных семей в нашей выборке – с бурятами (38 %), остальные (4 %) – с русскими и тувинцами. Имеют жен иной национальности 45 % женатых мужчин-сойотов, имеют мужей иной национальности 37,2 % замужних сойоток. Эти браки ведут к большей метисации, нарастанию доли сойотско-бурятского смешанного населения. В смешанных семьях родители отнесли к сойотам 84,5 % детей, в то время как к бурятам – 15,5 %. В нашей выборке лишь 33,5 % сообщили, что среди их ближайших предков все сойоты, у 59,7 % среди предков есть и сойоты, и буряты, у 1,1 % – сойоты и русские, у 4,9 % – сойоты, буряты и русские, у 0,4 % – сойоты, буряты и якуты, у 0,4 % – сойоты, буряты и тувинцы.
Доля метисов от старших возрастных групп к младшим постепенно нарастает (табл. 1) среди пожилых людей их чуть более половины, среди детей приблизилась к 80 %.
Значительное смешение сойотов с бурятами, переход на бурятский язык, освоение бурятской культуры и отход от своей собственной – все это заставляет поставить вопрос о целесообразности выделения этой этнической общности. Насколько это оправдано? Есть ли отличия сойотов от бурят в настоящее время, и если есть, в чем они выражаются? При массовом опросе мы решили обратиться с такими вопросами к самим сойотам и попросили ответить, знают ли они о различиях между ними и бурятами в хозяйственной деятельности, в разных областях материальной культуры – в частности, в типе традиционного жилища, а также в антропологических особенностях, в чертах характера.
Об отличиях в традиционной хозяйственной деятельности осведомлены 35,4 % взрослых респондентов. При этом они указывают на эти отличия в прошедшем времени – раньше сойоты были таежниками – оленеводами и охотниками, а буряты – степняками-скотоводами. Конечно, сейчас эти различия сгладились, молодежь осведомлена об этих различиях меньше, поэтому 2/3 опрошенных не смогли ответить на этот вопрос. Смогли привести конкретные примеры этих различий 45,2 % пожилых людей, но только 22,2 % молодежи. В прошлом наблюдались различия и в традиционном жилище – достаточно вспомнить войлочную юрту у бурят и таежные жилища, в частности чум, – у сойотов. На эти различия указали 46,2 % опрошенных, от 33,3 % среди молодежи до 54,8 % среди пожилых людей.
И буряты, и сойоты относятся к большой монголоидной расе, однако к разным ее типам. Буряты – представители центрально-азиатского типа северной ветви монголоидной расы, а сойоты, судя по всему, как и их соседи – тофалары и тувинцы-тоджинцы, к байкальскому типу той же северной ветви. Замечают ли какие-либо антропологические различия сами сойоты? Оказалось, что замечает почти половина – 46,2 %. Правда, нередко в прошедшем времени – раньше различались, но сейчас перемешались с бурятами и отличия менее заметны.
Есть ли различия в национальной психологии, в характере сойотов и бурят? Большинство считает, что нет – 82,3 %. Но остальные все же отметили, что некоторые отличия есть – 17,7 % (от 11,1 % среди молодежи до 23,8 % среди пожилых людей).
В целом можно сказать, что, несмотря на высокий уровень ассимиляции сойотов бурятами, определенные различия в разных областях культуры сохранились или же сохранилась память об этих различиях в недалеком прошлом. Главное – сохранилось этническое самосознание, что и послужило толчком для возрождения этнической идентичности. Однако, кроме самосознания, мало что указывает на сойотские черты данной этнической группы. В ближайшее время можно ожидать дальнейшего сближения сойотов с бурятами, слияние с ними посредством смешанных браков и постепенное исчезновение еще оставшихся небольших различий. Попытки этнического возрождения последних лет, к которым можно отнести начало преподавания сойотского языка в части школ и возобновление оленеводства, носят ограниченный и локальный характер и существенно повлиять на общую ситуацию не могут. Однако что касается такой сложной сферы, как этническое самосознание, то здесь строить прогнозы весьма затруднительно.
ЛИТЕРАТУРА
Жуковская Н. Л. Республика Бурятия: этнорелигиозная ситуация (1991-1993 гг.) // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. – 1994. – № 5.
Павлинская Л. Р. Окинские сойоты: методы и механизмы разрушения этнической культуры // Материалы полевых этнографических исследований 1990-1991 гг. – СПб., 1993. – С. 37-39.
Павлинская Л. Р. Кочевники голубых гор. Судьба традиционной культуры народов Восточных Саян в контексте взаимодействия с современностью. – СПб., 2002.
Петри Б. Э. Оленеводство у карагас. – Иркутск, 1927.
Рассадин В. И. Об оленеводстве у окинских сойотов // Гуманитарные исследования молодых ученых Бурятии. – 1999. – Вып. 2, ч. 1.