Переводческая деятельность Ш.П. Шатинова
ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Ш.П. ШАТИНОВА
TRANSLATION ACTIVITY OF SH.P. SHATINOVA
А. В. Каланова
A. V. Kalanova
Данная работа представляет переводческую деятельность алтайского писателя Ш. Шатинова. Мы рассмотрим переводческую деятельность писателя и обратимся к работам профессионалов, кто ранее писал о деятельности писателя, так как его переводы изучаются в школах и университетах. Поэтому существует потребность в переводах его работ на русский язык. Посредством русского языка представлен большой мир с тысячелистным древом русской культуры. Огромно влияние русского языка для так называемых малых народов.
This paper presents translation activity of the Altai writer Sh. Shatinov. We will consider the translation activity of the writer and turn to the works of professionals who have previously written about the activities of the writer, as his translations are studied in schools and in universities, so there is a need for his works to be worthy translated into Russian. It is through the Russian language, we are introduced to the big world, with its millennium tree of culture. The great importance of the Russian language for all members of the so-called small nations.
О переводах художественной литературы написано ряд исследований, в том числе книги Г. Гачечиладзе [1], В. Рагойша |2|. А. Лиловой [3] и др. Они попытались сгруппировать литературы, которые являются родственными, и на примере наблюдений теоретически осмыслить проблемы художественного перевода. К примеру, Г. Гачечиладзе заострил внимание на взаимосвязях кавказских литератур посредством перевода. В. Рагойша акцентировал свое исследование на проблеме перевода славянских литератур. В книге А. Лиловой «Введение в общую теорию перевода» речь идет об отличии систематического изложения теоретических основ переводоведения. Стоит отметить, что она выделяет два понятия относительно перевода: художественный и лингвистический. Во втором случае рассмотрено творчество писателя на языковом уровне.
Вернемся к алтайской литературе, где перевод художественной литературы осуществлялся с середины XIX столетия, и, безусловно, он связан с именем М. В. Чевалкова. В данной статье речь пойдет о судьбе и литературном наследии малоизученного поэта и переводчика Шатры Пепише- вича Шатинова (1938-2009), народного писателя Республики Алтай, лауреата Государственной премии Республики Алтай имени Г. И. Чорос- Гуркина. В начале творческого пути о нем писали такие исследователи, как В. И. Чичинов, С.М. Каташев, Г. В. Кондаков. Необычно сложилась его судьба, неповторимы его творческие искания, но его переводческая деятельность до сих пор остается малоизученной темой в национальном литературоведении.
На сегодняшний момент вопрос о переводе в литературоведении поставлен, и проблема существует. Рассмотрим переводческую деятельность талантливого писателя Ш.П. Шатинова. Имеется ряд сборников по проблемам художественного перевода произведений Шатры Шатинова, в том числе работы Н.М. Киндиковой [4], А. Б. Тадырова |5|. Особый интерес представляет статья «Ш. Шатинов – кочуреечи» («Ш. Шати- нов – переводчик») Л. Торбогошевой [6], которая застала автора в живых и расспросила его о переводах и переводческой деятельности.
Цель нашей работы – рассмотреть переводческую деятельность писателя и обратиться к трудам профессионалов, которые писали ранее о деятельности писателя Ш. Шатинова. Его переводы изучают и в школах, и в вузе, поэтому есть необходимость, чтобы его произведения достойно переводились на русский язык. Именно через русский язык мы знакомимся с большим миром, с его тысячелистным древом культуры. Велико значение русского языка для всех представителей так называемых малых народов.
Говоря о художественном переводе, писатель Б. Я. Бедюров писал о традициях национальной культуры, связанных с культурно-историческим развитием народа, его историческим опытом, судьбой, развитием языка. Национальные традиции устойчивы, они создаются надолго. Но неменяющихся, раз и навсегда созданных традиций не бывает. Национальные традиции меняются под влиянием самой жизни. Уже на самых ранних стадиях играет свою роль взаимодействие с культурой, поэзией другого народа. У творцов – будь то безымянные поэты или представители письменной литературы – возникает естественная потребность узнать и перенять то лучшее, что есть у другого народа. Этим целям и служит художественный перевод, являющийся не просто средством преодоления языкового барьера, а необходимым способом приобщения одного народа к культурной жизни другого [7].
Шатра Шатинов в свое время много занимался переводами стихов тувинских, якутских поэтов. Заметным явлением в культурной жизни области стало издание трагедии «В ночь лунного затмения» («Ай карыккан тунде») башкирского писателя Мустая Карима на алтайском языке [8]. Говоря о Ш. Шатинове как о переводчике, стоит начать с вышеназванной трагедии, хотя об этом имеется исследование Н.М. Киндиковой [9]. Отметим, что произведение им переведено на высоком уровне: он как писатель-переводчик четко передал его основную мысль читателям. Где считал нужным, переводчик менял местами предложения, где-то заметна замена слов. Несмотря на это, значения фраз героев нисколько не искажаются. Попытаемся проследить это на примере отдельных строф:
Его за смертью только посылать.
Покуда эта мямля скажет слово.
Успеет беркут высидеть птенца.
С перевода Я. Козловского Ш. Шатинов переводит:
Ол танманын оозы ачылганча,
Онон бир-эки сос чыкканча.
Ончо улус уйуктап калар.
Андый немени jaHbic олумге ийиштин.
Как мы видим, смысл остался одинаковым. Нельзя не заметить явное сходство истории и культуры двух народов: башкир и алтайцев.
Любовь героев А крюйт и Зубаржат читателю передается, конечно же, через сказанные ими друг другу теплые слова. У влюбленных – своя стихия, звук сердец слышится им четче и по-особенному. Акщгит:
К моей груди ты ухо приложи.
Внимательно послушай и скажи,
В силки попала птица или это!
Покой забыло сердце –
Т ыныда-тыкыда j апшырзан,
Тындазан. je, айтсан.
Бу ай канату куш шунузы ба?
Айса, амыры joK (урек шуулты ба?
Эту мысль можно было интерпретировать и перевести по-другому, но Ш. Шатинов воспринимает и передает так, как было в тексте. К концу писатель плавно переходит и меняет слова, чтобы было идеальное созвучие, не теряя при этом художественной мысли.В переводе трагедии присутствуют моменты, где можно не согласиться с писателем-переводчиком. Но это лишь наше мнение: каждый воспринимает произведение по-своему. Но стоит отметить точную передачу главной идеи и темы произведения Мустая Карима.
Переведенные Ш. Шатиновым произведения поставлены на театральной сцене: одноактные пьесы А. Чехова, «Власть тьмы» Л. Толстого, «Отелло» и «Гамлет» У. Шекспира, «Пигмалион» Б. Шоу, «Трактирщица» К. Гольдони и др. Эти рукописи-переводы драматических произведений необходимо издать на алтайском языке, так как они сыграны на сцене национального театра Республики Алтай. Помимо сказанного, Ш. Шатинов является автором переводов на алтайский язык произведений классиков русской и мировой литературы А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Н. Островского. Т. Шевченко, А. Чехова, С. Есенина, Эдуардо Филиппо, а также латышских писателей 3. Иманта, У. Берзиныпа, О. Вациетиса, тувинских поэтов А. Даржая, Т. Кызыл-оола, О. Сувак- пита, С. Сарыг-оола, С. Сюрюн-оола и др. [10].
Трудно разграничить содержание термина «перевод». В одном случае, в основе понятия перевод лежит процесс действия, в другом – его результат, точнее, текст его перевода. Чтобы переводить Ш. Шатинова, нужно отчасти усвоить его темперамент, заразиться его поэтической одаренностью, его гениальной способностью стихосложения. Ведь на сегодняшний день не каждый писатель сможет столь глубоко и точно переводить произведения, как это делал в свое время Ш. Шатинов – четко, содержательно и емко. Каждая строка его творений-переводов, сказанные фразы содержат уже некую метафору и многозначность. Хороший переводчик заслуживает почета и уважения именно тем, что он ремесленник, художник переведенных им произведений, через которые мы попадаем в этот мир и стараемся уловить его заветные думы.
Поэт Шатра Шатинов наиболее труден для перевода на русский язык. Это поэт с ярким, как мы уже выше отмечали, метафоричным слогом. Звучит он сугубо в стихии алтайского языка, поэтому вся звукозапись его стиха в переводах исчезает. Начинающему переводчику, который возьмется за его произведения, стоит достойно и полно изучить культуру алтайцев: поэт знает цену большой и малой Родины, почитает женщину-мать и мудрость стариков, а также талантливо использует в своем переводном творчестве содсржатсл ьну ю многофункциональность национальных символов-слов. Понятно, что в лингвистическом ракурсе и поэт, и переводчик по-своему репрезентируют свой этномир. И это оригинально.
Велика и достойна цель Шатры Шатинова – это устремленность в будущее, желание быть услышанными потомками. Ведь неслучайно в его произведениях прослеживается путь взросления лирического героя от беззаботного мальчика до зрелого человека, разностороннего и эрудированного. И самое главное здесь – взаимосвязь героя со своей родной землей, народом. Неповторимы пейзажи мест, где он жил – это предмет его размышлений. Именно такие нюансы должен видеть переводчик и представлять образ малой Родины самыми выразительными средствами. Именно это отмечает А. Б. Тадырова в своей статье «Образ военного детства в лирике поэтов старшего поколения» [11].
«Сколько языков ты знаешь – столько раз ты человек», – говорил А.П. Чехов. Трудно усомниться в верности этого афоризма. А кто владеет информацией, тот владеет всем. И каждый из нас не раз слышал эту фразу. Ведь она становится актуальной в современном мире. А тот, кто владеет иностранными языками, конечно же, владеет большей информацией. Перевод с одного языка на другой дает возможность не только почерпнуть новое, расширить кругозор, но и учит уважать культуру других народов, не говоря уже и о средствах обогащения языка при переводе произведений. Человек сам по себе уже уникален, каждый может обладать переводческим талантом, пробовать и открывать новое в данном направлении. А нам остается ждать ценных в своем роде и уникальных работ.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гачичеладзе Г. Р. Введение в теорию художественного перевода. – Тбилиси: Изд-во Тбилис. ун-та, 1970. – 284 с.
2. Рагойша В.П. Проблемы перевода с близкородственных языков: бс лору сско-русс ко -у к ра и нс к и й поэтический взаимоперевод. – Минск: Изд-во БГУ, 1980. – 183 с.
3. Лилова А. Введение в общую теорию перевода. – М.: Высшая школа, 1985. – 256 с.
4. Художественный перевод [Электронный ресурс]: учебное пособие для магистров по специальности «Языки народов России» / сост. Н.М. Киндикова. – Горно-Алтайск: ГАГУ, 2013. – 79 с.
5. Тадырова А. Б. Поэзия Ш. П. Шатинова: образная система и жанровое своеобразие: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Казань, 2012. – 28 с.
6. Торбогошева Л. ИХ Шатинов кочуреечи // Тюркоязычные литературы Сибири: проблемы художественного перевода. – Горно-Алтайск, 2004. – С. 56-60.
7. Бедюров Б. Я. Заметки о проблемах художественного перевода в алтайской литературе. – Режим доступа: e-lib.gasu.ru (дата обращения: 10.07.2019).
8. Карим М Ай карыккан тунде = В ночь лунного затмения: трагедия на алт. яз. / пер. Ш. Шатинова. – Горно-Алтайск: Горно-Алтайское отд-ние Алтайского кн. изд-ва. 1978. – 132 с.
9. Киндикова Н.М. Алтайская литература в контексте тюркоязычных литератур Сибири. – ГорноАлтайск: кн. изд-во «Юч-Сюмер-Белуха», 2001. – 204 с.
10. Тадырова А. Б. Поэзия Ш. П. Шатинова: образная система и жанровое своеобразие: автореф. дис. канд. филол. наук. – Казань, 2012. – 28 с.
11. Тадырова А. Б. Образ военного детства в лирике поэтов старшего поколения (Ш.П. Шатинов, А. А. Даржай, М.Р Байнов) // Межкультурная коммуникация как фактор консолидации современного российского общества: проблемы и пути развития: материалы Международной наушнопрактической конференции (12-13 апреля 2011 г.). – Уфа, 2011. – С. 219-226.
Предводитель Тыгын в Нюрбинской локальной традиции якутов (по материалам исторических преданий и легенд)
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ТЫГЫН В НЮРБИНСКОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ ЯКУТОВ
(по материалам исторических преданий и легенд)
LEGENDS ABOUT TYGYN IN THE NYURBA LOCAL YAKUT TRADITION
Л.С. Ефимова, В.Б. Борисов
L. S. Efimova, V. B. Borisov
В статье анализируются сюжеты преданий о переселении якутского рода Джархан в начале XVII в. со средней Лены на юго-запад Якутии и роль главы якутских племен Тыгына Джархана. По джарханским преданиям действия Тыгына стали причиной переселения их предков в Вилюйский край (территории Сун- тарских и Нюрбинских улусов). В данной статье исследованы предания нюрбинских и сунтарских якутов, зафиксированные в фундаментальных изданиях известных якутских исследователей Гаврила Васильевича Ксенофонтова «Эллэйада» и Георгия Устиновича Эргиса «Исторические предания и рассказы якутов», в частности, проанализированы предания о заселении якутами рода Джархан территорий Нюрбинского и Сунтарского улусов.
The article analyzes the plots of legends about the relocation of the Yakut kin of Jarkhan in the beginning of the seventeenth century from the middle Lena basin to the South-West of Yakutia and the role of the head of the Yakut tribes Tygyn Darkhan. According to Jarkhan legend actions of Tygyn caused the relocation of their ancestors to the Vilyuy region (the territory of the Suntar and Nyurba uluses (districts)). This article investigates the tradition of Nyurba and Suntar Yakuts recorded in the fundamental publications of famous Yakut researcher Gavril V. Ksenofontov “Ellyeada” and “Historical legends and stories of the Yakuts” after Professor George Erghis. The object of study is the legends about the settlement of Yakut kin of Jarkhan in the territories of Nyurba and Suntar uluses (districts).
Предания о Тыгыне были зафиксированы ранними исследователями якутов еще в XVIII в. Филипп Страленберг, офицер шведской армии, попавший в плен после Полтавского сражения и сосланный в ссылку в Сибирь, был знаком с преданиями о Эллэе и Тыгыне. Подробные материалы об исторических преданиях оставили участники Второй Камчатской экспедиции Г. Миллер, И. Фишер и Я. Линденау. Исторические предания якутов привлекли внимание русских исследователей после путешествия академика А.Ф. Миддендорфа на северо-восток Сибири и выхода книги О.Н. Бётлинка «О языке якутов». Большой вклад в деле собирания, систематизации и исследования якутских преданий внесли политические ссыльные: И.А. Худяков, В.Л. Серо- шевский, В. М. Трощанский, В М. Ионов, Э. К. Пекарский. Предания о Ньырбакаан (нъурма в переводе с эвенского – ‘стрела’). В основном, предания отражены в работах Г. В. Ксенофон- това и ГУ. Эргиса. В 1920-е гг. Г.В. Ксенофонтов совершил экспедиционные поездки по центральным, вилюйским и северо-западным улусам Якутии. Собранные им материалы легли в основу его книг «Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов» (1928), «Урааихай саха- лар» (1937) и «Эллэйада», которая была издана после его смерти.
В данной статье проанализированы предания, вошедшие в «Эллэйаду» Гаврила Васильевича Ксенофонтова и «Исторические предания и рассказы якутов» Георгия Устиновича Эргиса, которые были зафиксированы в 20-х и 40-х гг. прошлого века в Нюрбинском и Сунтарском районах Якутской АССР. Заселение якутами югозападных территорий (Нюрбинский и Сунтар- ский улусы) отражены в преданиях джарханских и бордонских якутов. В преданиях джарханских якутов констатировано, что действия главы якутских племен Тыгына стали причиной переселения их предков во главе с Нюрбакаан (также ее иногда в преданиях зовут Джархан или Джар- даах) со средней Лены на юго-запад Якутии, ныне это территории современных Сунтарского и Нюрбинского улусов (районов).
Героями преданий являются якуты эпохи Тыгына (первая половина XVII в.). По официальной истории, юго-западная Якутия была заселена в указанный период. Здесь обычно ссылаются на отписки Антона Добрынского, который во главе отряда Мангазейских казаков в 1630 г. с реки Нижняя Тунгуска перешел на реку Чону. Оттуда он добрался на Вилюй и по ней – до устья Лены. Он зафиксировал якутов только у устья Вилюя, то есть с территории современного Вилюйского улуса. А на юго-западе от этого места, там, где сейчас располагаются территории Сунтарского, Нюрбинского и Верхневилюйского улусов, А. Добрынский зафиксировал только эвенков [1, с. 12]. В данное время отделом археологии и этнографии Института гуманитарных исследований Республики Саха (Якутия) под руководством доктора исторических наук Р.И. Бравиной и непосредственно экспедицией под началом Дениса Петрова ведутся активные поиски археологических памятников XIII— XVI вв. на территории Нюрбинского и Сунтарского улусов. Поэтому в данное время явных сведений о периоде заселения якутами югозапада Якутии до XVII в., кроме фольклорных данных, а именно исторических преданий, к сожалению, нет. Этот факт дает возможность считать ценными исторические предания, отражающие сведения о заселении юго-запада Якутии. Отметим, что в данных преданиях не упоминаются герои до эпохи Тыгынава (XVII в.). Герои рассмотренных нами всех преданий – люди, приближенные к Тыгыну. Например, главная героиня данных преданий Нюрбакан является незаконной женой его отца Мунняна Дархана.
Предводитель якутских племен Тыгын Дар- хан, по преданиям, жил в долине Туймаада, там где сейчас расположен город Якутск. У него было много сыновей и дочерей. Наиболее известными были старший сын Бедьеке Бе^е (Бозек Беге – букв, “военачальник Бозек’), воинственный Чаллаайы (Челай – “болтливый’, ‘хвастливый’), Таас Уллунах (“Каменная Пятка), УЬун Ойуун (“Длинный Шаман’), красавица дочь ТыаБааны Удаг,ан (“Шумливая Удаганка’). Кроме большой семьи у Дархана была многочисленная челядь, несметное количество рогатого и конного скота, войско из прославленных воинов. Тыгын был зафиксирован в челобитной атамана Галкина в 1631 г., когда была предпринята первая попытка присоединения якутских племен к Московскому государству. Атаман писал: «Да тех же, государь, якольских людей князец Тынина да князец Бойдон живут на реке Лене и с нами, холопями твоими, дрались по вся дни и твоего государева ясаку нам не дали, и нас, государь, холопей твоих, не хотели из своей земли выпустить. А нас, государь – было немного. А как, государь, будет ходить из Енисейского острогу по многу служилых людей, и тех немирных князцей умирить мочно» [2, с. 31]. Далее в челобитной Ивана Галкина упоминается, как Тыгын вместе с главой Бордонского рода Бойдоном воевал против него, стараясь не выпустить его за пределы своих владений. Но в челобитной Петра Бекетова 1632 г. упоминаний о Тыгыне нет. Предположительно, что он к тому времени уже умер в 1642 г. Сыновья Тыгына принимали участие в восстании против воеводы Головина, которое произошло по причине так называемой готовящейся переписи среди якутов. Восстание было подавлено, а их руководители и более 20 участников были замучены и убиты в остроге. В их числе были и сыновья Тыгына – Бедьеке (Бозеко), Чаллаайы (Челлай), Усун (УИун) Ойуун. В ходе восстания восставшими хангаласцами был убит ясачный сборщик Осип Галкин, который являлся братом возможного убийцы Тыгына Ивана Галкина. Из этого можно предположить, что сыновья Тыгына отомстили таким образом за своего отца. Сын Бозеко Мазары жил в местности Кудук долины Эркээни. Мазары был зафиксирован в исторических актах под именем Мазары Бозеков. Он дважды ездил в Москву в 1660 и 1680 гг. на прием к царю Федору Алексеевичу. Он актуализировал вопрос о возможности участия князцов в решении споров внутри своих волостей и освобождении их от уплаты ясака.
По преданиям нюрбинских и сунтарских якутов, Тыгын своими неприязненными действиями к сыновьям незаконного отца (после его смерти) вынудил последних переселиться на юго-западный Вилюй, на территории, где сейчас расположены Сунтарский и Нюрбинский улусы (районы) Республики Саха (Якутия). В год спуска озера Нюрба, которое было спущено в реку в 1824 г. [3, с. 57-58] путем отторжения территории от Верхневилюйского улуса, был создан Мархинский улус (позднее Нюрбинский улус) [4, с. 103]. В детстве Нюрбакан и ее родное племя нюрма- ганов (нюрмаганы – ‘люди со стрелами’), проживавшее у озера Нюрба, было истреблено воинственным племенем туматов. Их предок – старик Хоро, по преданиям, переселился в Якутию с юга верхом на быке. По преданию, случайно выжившая Нюрбакаан прибыла в Туймааду и вышла замуж за Мунняна Дархана. Она от него родила, по нюрбинским материалам, трех, а по сунтар- ским преданиям, четырех сыновей – Быркынаа Боотура, Тойук Булгудаха, Босхон Бэлгэтии и Ала Кырсына.
Брат Тыгына Дархана (наименование Дархан в Тюркском каганате давали чиновнику, сборщику налогов, а Тыгын означало имя наследника кагана) Быркынаа Боотур (боотур, баатыр, батыр – ‘профессиональный воин’, Быркынаа – букв, ‘живи припеваючи’) не зафиксирован в ясачных книгах. Значит, он является героем преданий нюрбинских и сунтарских якутов. По преданиям, этот человек по прибытию с матерью и братьями из Туймаады в Нюрбу жил в местности Улуу Сысыы (Улуу – ‘великая’, Сысыы – ‘долина’). Сейчас это территория Чап- пандинского и Джарханского (Джархан вероятно произошел от наименования Джардах – ‘вонючий’, так по преданию называл Муннян свою супругу Нюрбакан) наслегов Нюрбинского улуса. Быркынаа Боотур имел двух сыновей. Старшего звали Таркаайы, его улус был за рекой Мархой на территории нынешнего Таркаинского наслега. Его родной брат Омолдоон жил на территории Улуу Сысыы. В данное время на территории Нюрбинского улуса находятся Таркайский и Чаппандинский (ранее Омолдонский) наслега, территории которых охватывают места проживаний их предков – Таркаайы и Омолдоона. Таркаайы под искаженной русской транскрипцией именем Таркай Быркынин (Таркаайы сын Быркынаа) был зафиксирован в историческом акте, связанном с делом князца Еалтраги Тимиреева, поднявшего восстание в 1675-1676 гг. на нынешней территории Сунтарского улуса. Он в дело введен как посол царской администрации, посланный Мазары Бозековым для переговоров с повстанцами. Там же упоминаются якуты Тюбей Бул- гудаков и Бюлюсют Кырсынов, которые могли являться сыновьями легендарных Тойука Булгудаха и Ала Кырсына. Факт того, что некоторые персонажи преданий вилюйчан коррелируются с реальными личностями, жившими в XVII в., дает нам основание усмотреть в вилюйском цикле легенд определенную долю историчности [5, с. 98-102]. Внуки Нюрбакан, ставшие князьями, дают почву для предположения, что переселение джарханцев в Вилюй состоялось задолго до прихода русских в Туймааду. Сыновья Джархан не являлись первыми якутами, заселившими югозападный Вилюй. В легендах прослеживается сюжетная линия войны братьев с опередившим их бордонским родом якутов, во главе которых стоял шаман Туулээх Тун’урдззх Телуен ойуун (Шаман Тюлюен с бубном, покрытым шерстью). Только после победы над бордонцами сыновья Джархан смогли объявить себя повелителями вилюйского края. Война между бордонцами и джарханцами описывается в предании рассказанного жителем Одейского наслега Спиридоном Никитичем Самсоновым в марте 1925 г., тогда ему было 83 года. По преданию, Тыгын просит своего брата Быркынаа идти с ним в поход против потомков Хаан Хангыная (название племени из предания). Последний отказывается, из-за чего происходит драка, после которого Быркынаа, опасаясь за свою жизнь, по совету жены, прихватив своих родных и немного скота, уезжает в сторону реки Вилюй. Там он останавливается на северной стороне Нюрбы в местности CorjOTOx тиит (‘Одинокая Лиственница’). Между урочищами Баар и Огуруоттаах он видит дом и караулит три дня с луком в руках. Когда он собирается уезжать и седлает коня, из дома выходит человек и проклинает Быркынаа, на что последний, выхватив лук, стреляет в него. После этого, разрезав живот, вытаскивает сердце и печень, нанизав их на вертел и поджарив на огне, съедает со словами: «Оказывается, мой кровный враг по имени Кэтит-Ойогос-Кэтирэй (Кэтит Ойогос Кэтирэй в переводе с якутского означает ‘расширяйся и богатей’), витязь с восточной стороны из Хаан-Хангалас (Хангалас – якутское племя, из которого происходили дарханы), скрываясь, жил здесь. Его я убил. Вот уже как съедаю сердце и печень третьего человека» [6, с. 174— 175]. Атропофагия – обычай поедания сердца и печени в древности бытовал у многих народов мира. Этот обычай показывает, что люди верили в переход частиц силы убитого к победителю.
Война между людьми Кэтирэя и Быркынаа также отражена в предании, представленного в работе Г. У. Эргиса «Исторические предания и рассказы якутов» [7, с. 236]. Информанты – колхозники Бестяхского наслега Алексей Данилович Илистяров и Василий Федорович Нехороков (Нехоруков). По преданию Быркынаа Боотур с братьями Аана Кюсээ (‘Сильное Начало”) и Босхогг Бэлгэтии (‘Хромой Калека”) по прибытию в Нюрбу из Туймаады в количестве 60 человек внезапно нападают на людей Кэтирэя. Происходит сражение, в котором джарханцы побеждают, Кэтирэй гибнет от стрелы Быркынаа, последний выстреливает в небо, стрела падает, пройдя сквозь правый глаз Кэтирэя, и вонзается в стену дома. Воинов Кэтирэя джарханцы во главе с Быркынаа называют войском Кыйаар (‘Дальнее”). Так в преданиях называют Вилюйский край, выходит, что это буквально означает ‘дальнее войско”. Но Кэтирэй не мог быть убит Быркынаа, так как князь Бордонской волости Кэтирэй Быгыев в 1663-1664 гг. принял участие в составлении письма прошения об уменьшении ясака и поставил свою подпись, точнее нарисовал знамя своего рода. Также он был в составе мирной депутации от царской администрации к восставшему князю Балтуге Тимирееву. Следовательно, он мог быть убитым сыном Быркынаа Омолдооном, но об этом зафиксированных преданий нет. Со слов старожила Николая Николаевича Мартынова, слышавшего данное предание, Омолдоон убивает в сражении Кэтирэя и разбрасывает его разделенные куски тела по отдельным местностям вокруг озера Нюрба, как это есть в упомянутом выше предании. Кэтирэй по преданию был сыном Хан- тагара Быгыя (‘Задира’, ‘Силач’), сына Тюлюена Ойууна. Шаман был зятем Тыгына, жил рядом с ним в Туймааде, затем, поссорившись со свояком по имени Кургумар Боотур. переехал в Вилюйский край. В некоторых преданиях указано, что он жил со своими сыновьями Хантагаром Быгыем и Суор Бас Боллоем (‘Голова Большого Ворона”) на территории современных Сюлин- ского или Нюрбачанского наслегов Нюрбинского улуса [8, с. 200-201].
Таким образом, приходим к двум основным выводам. Во-первых, юго-западный Вилюй заселялся до присоединения якутских племен к Московскому государству. Это подкрепляется письменными источниками и зафиксированными преданиями. Так, во второй половине XVII в. внуки героев преданий – Ньырбакаан и Тюлюен Ойууна – фигурируют в исторических актах, зафиксированых царской администрацией. Это также говорит о доле исторической правды нюрбинских и сунтарских преданий.
Во-вторых, подтверждается роль предводителя Тыгына в переселении предков нюрбинских и сунтарских якутов на юго-западный Вилюй, ландшафт которого, по сравнению с долинами средней Лены, не очень пригоден для развития скотоводства. Это говорит о том, что причинами переселения данных родов в юго-западный Вилюй могли быть межродовые противоречия и столкновения из-за обладания охотничьими угодьями, покосами и землями для выпаса на территории средней Лены.
ЛИТЕРАТУРА
1. Иванов В.Н. Россия и Якутия: сквозь призму истории. – Яку тск: ИГИ АН PC (Я), 2007. – 424 с.
2. Окладников А. П. История Якутии. – М.: Изд. АН СССР, 1955. – Том II.
3. Маак Р.К. Вилюйский округ. – 2-е изд. – М.: Яна, 1994. – 592 с.
4. Сафронов Ф.Г. Якуты. Мирское управление в XVII – нач. XX века. – Якутск: Якутское кн. изд-во. 1987. – 127 с.
5. Петров ДМ. Освоение бассейна реки Вилюй якутскими родами в XVI-XVIII вв. // Вестник Томского государственного университета. – 2017. – № 414. – С. 98-102.
6. Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. – М.: Наука, 1977. – 246 с.
7. Эргис Г. У Исторические предания и рассказы якутов. – М.-Л,: АН СССР. 1960. – Ч. 1. – 322 с.
8. Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. 1977. – М.: Наука. – 246 с.
9. История Якутской АССР, т. 1. Якутия до присоединения к Русскому гос-ву. – Изд. 2-е допол. и перераб. – 1955. – 432 с.
Морфологические особенности глагольной лексики в Корякских фольклорных текстах (на материале самозаписей Е. И. Дедык)
МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ГЛАГОЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ В КОРЯКСКИХ ФОЛЬКЛОРНЫХ ТЕКСТАХ (на материале самозаписей Е. И. Дедык)
MORPHOLOGICAL FEATURES OF VERBAL LEXIS IN KORYAK FOLKLOR TEXTS (in E. I. Dedyk autorecord)
Т. А. Головачева
T. A. Golovaneva
В статье представлен анализ морфологических особенностей глагольной лексики, востребованной в рукописных вариантах корякских народных сказок. Глаголы составляют 1/3 объема корякского прозаического фольклорного текста, независимо от его модуса (устного или письменного). Доля глаголов в фольклорном тексте меняется в зависимости от динамичности эпизода. В рукописном фольклорном тексте среди финитных глагольных форм доминируют формы прошедшего I! (неочевидного) времени, в меньшей степени востребованы формы прошедшего I (завершенного) и настоящего времени. Причины выбора той или иной временной формы не очевидны. Вариативность в использовании временных форм обусловлена прагматикой жанра мифологической фольклорной сказки, предполагающей не только воссоздание, но и переживание изображаемых событий в настоящем.
In this paper morphological features of verbal lexis analysis are represented. This lexis is demanded in handwritten variants of Koryak popular tales. 1/3 volume of the Koryak prosaic text consists of verbs in spite of its modus (oral or written). Verb portion changes according to episode dynamics. In handwritten folklore texts among changeable verbs forms of II past (unobvious) time can also be dominant. However, forms of past I (terminated) and present times are demanded the most. Reasons of choosing one exact form are not obvious. Variability in time forms using caused by genre pragmatics of mythological folklore tale which suggests not only reconstruction but also experiencing events of mythological times in the present.
В национальных регионах России в условиях доминирования русского языка и средств массовой информации из бытования уходит традиционная национальная народная культура. В северных поселках Камчатского края, в местах исконного проживания оленных и береговых коряков, в настоящее время только представители старшего поколения владеют родным корякским языком. В сложившихся условиях у возрастных носителей корякского языка появляется чувство ответственности за сохранение родной культуры: они составляют рукописные корякско-русские словари, записывают фольклорные тексты на родном языке. Национальный фольклор, утрачивая свою исконную устную форму бытования, начинает существовать в сценической и письменной формах. Фольклорные тексты в рукописях- самозаписях, являясь естественным проявлением национальной культуры, приобретают особый, самоценный статус и становятся полноценным объектом научного изучения.
Материалом данного исследования послужили рукописи корякских сказок «Юри» («Кит») и «Калаг’а-чачамэ то пипирыльру» («С’таруха-3лой Дух и мыши»). Оба текста представляют собой самозаписи носительницы корякского языка Екатерины Ивановны Дедык (корякское имя Ёкав), 1932 г.р., уроженки с. Воямполка Тигильского р-на Камчатского края. Тексты сказок были записаны Е. И. Дедык в 2005 г. и опубликованы в 2015, 2016 гг. [1, 2]. Рукописи хранятся в личном архиве автора статьи.
Языки чукотско-корякской языковой семьи (чукотский, корякский, алюторский, керекский) относятся к агглютинативным с элементами инкорпорации. Для чу котско-корякских языков характерна сложная система глагольной морфологии. Так, полная парадигма корякского непереходного глагола составляет 83 формы, а полная парадигма спряжения переходного глагола – 539 форм [3, с. 273]. По предварительным наблюдениям, в реальных корякских текстах (устных и письменных) выделяются доминирующие глагольные формы, которые являются опорными для построения большинства текстов: формы настоящего времени и прошедшего I (завершенного).
Глагольная лексика является базовой при создании текстов нарративного типа |4, с. 38, 39]. Глаголы позволяют моделировать развитие сюжетного действия, поэтому глагольная лексика играет значимую роль в стилистике фольклорного [5] или авторского [6] нарративного текста. Одной из значимых стилистических особенностей повествования является глагольная насыщенность текста. Для устных фольклорных текстов береговых коряков А. А. Мальцевой был выявлен средний уровень доли глагольной лексики: глагольная насыщенность устных фольклорных текстов береговых коряков составляет от 23% до 47% [7, с. 260]. Уровень глагольной насыщенности фольклорных текстов в рукописях Е.И. Дедык составляет 31 % и 33 %, что соответствует среднему уровню данного параметра в устных фольклорных текстах.
По предположению А. А. Мальцевой, глагольная насыщенность текста зависит от повествовательного таланта рассказчика: «Уменьшение глагольной насыщенности текста свойственно хорошим рассказчикам, умело расцвечивающим свое повествование свернутыми предикатами и дискурсивными элементами: атрибутами, сирконстантами, частицами. «Глагольность» понижается также в текстах артистичных исполнителей, моделирующих диалоги тембром, высотой голоса и интонацией изображающих действующих лиц» [7, с. 260]. Однако, как отмечает А.Н. Корнев, уровень глагольной насыщенности в тексте также зависит от типа (жанра) текста: «доля глаголов среди всех слов имеет большое значение при анализе нарративов. Нарративный жанр дискурса по определению представляет собой рассказ о прошедших ранее событиях, т. е. действиях, поступках. Глагол при этом играет ключевую роль в микроструктуре текста. Дефицит глаголов приближает текст к жанру описания» [4, с. 40].
Доля глаголов может определяться не только нарративным типом текста, но и динамикой сюжетного повествования: чем быстрее происходит смена событий, тем выше будет глагольная насыщенность в соответствующем фрагменте текста.
В рукописном варианте фольклорной сказки уровень глагольной насыщенности меняется от эпизода к эпизоду. Например, в завязке доля глаголов составляет 48% (из 32 слов 15 глаголов): Митив’ кыевык. гэгитэлин – этг’у гэмэйуэллин. tfv.vty гив’лин: «Чс/ккэ, та мыныллэн ayipij:» «И», – гакумуаллин чакы- гэт. Гэлэлинэт аууау, гэччеллэн мымлыпилъ то гаяйтылэнат. Ыииэучеу, явачетыу кытав’ут га и /) ыауауъят а гэв’уыволэн: «Ына-а-а, тыкуеуоу, тыку пав ’яуатоу! Ипа, мынылуыт аууау?» Гэлэлинэт / ‘Утром, проснувшись, [сестры] посмотрели на нее [на вошь] – еще подросла. Одна [сестра] сказала: «Сестренка, отнесем-ка ее к морю!» «Да», – воскликнула [другая] сестра. Пошли вдвоем к морю, опустили вошку [в воду] и возвратились домой. Однажды вечером вдруг [одна из сестер], напевая, сказала: «Ох, что же со мной происходит, тоскую! Может, пойдем к морю?» Пошли [сестры] вдвоем’.
Наименьшее количество глаголов содержится в финальном эпизоде сказки. В центре изображения финала не действие, а описание (в частности, описание тех благ, обладателями которых стали молодожены). Глагольная насыщенность финального эпизода составляет 19% (из 32 слов 6 глаголов): Ыныкъявал уытой уэлвылг’ынеуу то эе ‘ын гакылгаллинат уоят уетикик. Вагалгыг’э ом ста у уетикик то яуам мэтг’аамноуэтыу г’эуэегыг’и. Малъеыг’аек нутэк г’уеви митг’атт ятам яяняуо то штыка уояв’. В’уччип ена- тыны ныг’эли омакау тоиуав’тыуылг’эн: уачгываг’оячекэн то митг’аляуэн / “Позади него вышел огромный табун и уже запряженная в нарту пара оленей. Сели вдвоем вместе в нарту и сразу в красивое место отправились. Немного позже в тундре появилась красивая огромная радужная яранга и много оленей. Таким стало место совместной жизни молодоженов: бедного юноши и красивой девушки’. Финальный фрагмент сказки не предполагает динамики. Напротив, достигнутое героями счастье представлено в сказке как устойчивое состояние полного благополучия. Финал представляет собой описание, при этом «описательность противоположна нар- ративности в широком смысле. В описательных текстах излагаются статические состояния, рисуются картины, даются портреты <…>» [8, с. 18]. Таким образом, помимо повествовательного дара рассказчика, доля глаголов в тексте определяется особенностями повествования, а также особенностями определенного этапа развития сюжетного действия: в финальном эпизоде сказки доля глаголов меньше, нежели в завязке, ускорение / замедление динамики развертывания сюжета влияет на повышение / понижение доли глаголов в том или ином фрагменте текста. Глагольная насыщенность создается финитными, инфинитными глагольными формами.
Инфинитив соотносится с фазовыми глаголами начала и завершения действия, а также с глаголом невозможности совершения действия пыкаеык “не мочь’: Напкавын юуъюн нануын чычак / “Не могут у кита живот вспороть’. Будучи синтаксически зависимым от основного глагола, инфинитив опосредованно перенимает показатели переходности / непереходности, времени, наклонения, лица-числа, которые формально выражены в структуре основного глагола: на=пкав=ын чыча=к ‘Lo\\A=hc M04b=3sgP вспороть=ШР’ (они [женихи] не могут его [кита| вспороть).
В инфинитиве формально отсутствуют показатели лица-числа актантов действия, отсутствуют показатели времени и наклонения, однако в корякском языке в инфинитиве может быть выражена категория дезидератива (желательности действия). Показателем формы дезидератива является конфикс й(э)= II й(а)= …=//: от основы глагола чыви=к “рсзать=1ЫР путем присоединения конфикса дезидератива образуется глагол со значением ‘хотеть разрезать’: е=чви=у=кы ‘DES=pc3aTb=DES=IN F’ (хотеть разрезать): …яуам е’алата уыеонэн ечвиукы нануын юуъюн – актыко! / ‘сразу ножом начал хотеть разрезать живот кита – невозможно!’ В фольклорном тексте форма дезидератива (желательности) отражает стремление героя вступить в поединок, побороться за обладание невестой. Несмотря на большое желание разрезать шкуру кита, внутри которого находится девушка-невеста, стремление богача оборачивается неудачей.
Сюжеты корякских фольклорных сказок разворачиваются в хронологической последовательности. В корякском языке есть несколько деепричастных форм, которые отличаются по признаку их временной соотнесенности с основным действием. Деепричастие на =к (данная форма омонимична форме инфинитива) обозначает действие, предшествующее главному: Яйтык, гэйигэллинэт / “Возвратившись домой, обрадовались они [сестры]’; Мптпв’ кыевык, гэгитэлин – этг’у гэмэйуэллин / ‘Утром проснувшись, посмотрели [сестры] на нее [на вошь] – еще подросла’.
В рукописных текстах Е.И. Дедык помимо деепричастия предшествующего действия на =к использована форма деепричастия одновременного действия, образованная при помощи конфикса гаиуы=…=та: Ыннэучеу, явачетыу кытаеут гайуыауауъята гэв’уыеолэн… / ‘Однажды вечером вдруг [одна из сестер], напевая, сказала…’. Среди финитных глагольных форм наиболее востребованной в рукописи Е. И. Дедык является форма прошедшего II (неочевидного) времени (27 из 66 финитных глагольных словоформ, что составляет 41 %). В грамматике А.Н. Жуковой форма прошедшего II (неочевидного) времени трактуется как форма причастия прошедшего времени: «Причастие употребляется для выражения прошедшего неочевидного времени и для выражения неактивного залога. Неочевидность действия и «неактивность» залогового значения оказываются связанными между собой» [3, с. 265]. Причастие прошедшего времени – типичная для фольклорных текстов форма актуализации действия, т. к. обозначает действие, «которое было закончено задолго до момента речи» [9, с. 181].
В рукописном тексте Е.И. Дедык формы причастий прошедшего времени отличаются простотой структуры, отсутствием акциональных аффиксов: гэ=гитэ=лин
PP=c\iOTpcTb=3sgP (увиден он), гэ=ччел=лэн РР= положить=38§Р (положен он), л? салом лэн ‘ РР=услы maTb=3sg Р ‘услышан он’, га=пэнии=лэн ‘PP=Ha6pocHTbCM=3sgP’ (захвачен он).
га ты ила лж PP=HCTpenaTbca=3sgP’ (истрепан он); гэ=лэг’у=лин ‘ РР=увидсть=35§Р (увиден он), гэ юн XI =линэ в ’ ‘ Р Р=ж и т ь=3 n sg S=Р L (жили
они); г=ие’=лт ‘PP=CKa3aTb=3sgS (сказал он), гэ=лэ=линэ=т ‘PP=yfiTH=3nsgS’ (ушли они двое / две). Подавляющая часть причастий прошедшего времени (24 из 27), употребленных в рукописном варианте фольклорной сказки, имеют одноосновную структуру.
Помимо глагольных форм прошедшего неочевидного времени, в рукописном варианте Е.И. Дедык в достаточной мере востребованы и формы I прошедшего времени, или прошедшего завершенного (19 из 66 финитных глагольных форм, что составляет 28%). В корякском языке форма прошедшего I времени не имеет специальных показателей. Непосредственно к глагольной основе присоединяются показатели лица и числа субъекта (если глагол непереходный): Кытав’ут нануыууо чепуытой лыгимнтг’аляуэ / ‘Вдруг из живота появилась очень красивая девушка’; Ыннэн ляуэяуам чеймэви уачгываг’оячекыц / ‘Эта девушка сразу приблизилась к бедному юноше’; Ыныкявал уытой уэлвылг’ынеуу… / ‘Позади него вышел огромный табун…’
Прошедшее I время не имеет дополнительных смысловых значений и «охватывает по существу все значение действия, совершившегося до момента речи» [3, с. 232]. В рукописных текстах фольклорных сказок в самозаписи Е.И. Дедык глаголы в прошедшем II (неочевидном) соседствуют с глаголами в прошедшем I (завершенном), причем, пока не удается объяснить условия выбора той или иной формы прошедшего времени (I или II). В тексте Е. И. Дедык эти две глагольные формы следуют буквально одна за другой: ГэлэлинэтПрош п, Кытав’ут малыявау выччетиПрош 1 юуыйняуу то яуам пыгатэ”1′” 1 чаймыу чакэтыйыкыу. Яйтык, гэйиг’эллинэт11 г’01” 11 / ‘Пошли [сестры] вдвоем. Вдруг вдалеке показался огромный кит и сразу поплыл поближе к сестрам. Вернувшись домой, порадовались’. Пока трудно объяснить, какие факторы обусловливают выбор I или II формы прошедшего времени. Возможно, выбор формы I прошедшего (завершенного) времени обусловлен необходимостью выражения активного залога: Кытав’ут малыявау выччетип?°ш1 юуыйняу)? то я/рм пыгатэ **”‘ чаймыу чакэтыйыкыу / ‘Вдруг вдалеке показался огромный кит и сразу поплыл поближе к сестрам’. В приведенном предложении однородной связью объединены две глагольных словоформы прошедшего I (завершенного) времени, при этом внимание повествователя в большей степени сосредоточено на активности деятеля, нежели на факте завершенности действия (что следовало бы ожидать, ориентируясь на принятое условное название формы I завершенного времени). Выбор формы сопряжен с актуализацией персонажа (кита) как активного деятеля, что формально выражается в глагольных словоформах посредством показателей субъекта действия: вычч.ет=и ‘BHgHeTbca=3sgS’ (показался=он, стал видимым=он), пыг.ат=е ‘плавать на HOBepxHOCTH=3sgS’ (поплыл=он). Примеры из рукописного фольклорного текста свидетельствуют, что доминирование форм прошедшего I (незавершенного) времени коррелирует с высокой степенью активности персонажа. Чем более активную позицию в развитии сюжета занимает тот или иной персонаж, тем больше вероятности, что при актуализации его действий будет использована глагольная форма прошедшего I времени. Например, в эпизоде, повествующем о попытках богачей разрезать живот волшебного кита, женихи-богачи предстают как активные персонажи, их действия актуализированы при помощи форм прошедшего I времени: Ынуыг’ан ъшыу пыттоуычг’о ятан тав’аулайирот 1. Нап- кавы11и,ю'” 1 юуъюн нануын чычакш& / Так все богачи только попробовали [разрезать]. Не смогли живот кита вспороть’. В финальном эпизоде сказки главные герои: парень-сирота и его невеста обретают не только богатство, но и самостоятельность. Активность персонажей подчеркивается выбором глагольных форм I прошедшего времени: Вагалгыг’эПрош- 1 омакау уетикик то ядам мэтгаамноуэтыу г’чучвгыг’и””'”” 1 / ‘Сели вдвоем вместе в нарту и сразу в красивое место отправились’.
События, изображаемые в сказке «Кит», относятся к мифическому прошлому, что побуждает рассказчицу использовать глаголы прошедшего I (завершенного) и прошедшего II (неочевидного) времени. Однако помимо глаголов в форме прошедшего времени, Е.И. Дедык использует и формы настоящего времени. Из 66 форм финитных глаголов 12 — глаголы в форме настоящего времени (18% от общего количества финитных форм). В корякском языке форма настоящего времени образуется путем присоединения к основе циркумфикса ку=/ ко=…=у. Глаголы в форме настоящего времени могут обозначать: 1) действие, непосредственно совпадающее с моментом речи; 2) постоянное, обычное, длительное действие, включающее момент речи. А Н. Жукова отметила возможность использования формы настоящего времени для актуализации событий, произошедших в прошлом: «способность глагола в настоящем времени обозначать действие, лишь включающее момент речи и выходящее за пределы его, обусловила возможность употребления настоящего времени в значении прошедшего. <…> настоящее время глагола в силу заложенной в нем возможности обозначать длительный, протяженный отрезок времени свершения действия может быть использовано в значении, близком к значению прошедшего времени, но не тождественном ему» [3, с. 231].
Форма настоящего времени используется рассказчицей при моделировании реплик персонажей: Ыннэучеу, яеачетыу кытав’ут
гаиуыауауъята гэв’уыволэн: «Ына-а-а,
тыкуеуоу, тыкупав’яуатоу!» / ‘Однажды вечером вдруг [одна из сестер], напевая, сказала: «Ох, что же со мной происходит, тоскую я!»’. Использование формы настоящего времени позволяет изобразить состояние как происходящее непосредственно в данный момент, что усиливает драматическую составляющую фольклорного текста. Эмоциональность реплики подчеркивается использованием глагольных форм с эмфатическим усилением: тыкуеуоу ‘что же со мной происходит’ вместо стилистически нейтрального глагола тыкуеуыу ‘что-то со мной происходит’; тыкупав’яуатау ‘охи тоскую я’ вместо стилистически нейтрального варианта т ыкупав ъяцчтыц ‘тоскую я’.
В рукописи Е.И. Дедык наблюдается вариативность в употреблении временных глагольных форм: Выг’аек малэта чейлпви”‘’”‘” 1 г’оячек, уэв’в’ау г>т ну >т в > в ’л и н”ро 111 п. Kyiiini/iiunUliC’ уттыв’алапэлъ. Ярам ачачго нэччынирош п: «КуеуыуВлс1‘?» / ‘Потом потихоньку приблизился парень, плохо одет был. Несет деревянный ножичек. Сразу посмеялись над ним: «Что делает?»’ Изображение действий персонажей в прошедшем > настоящем > прошедшем характерно в целом для стилистики фольклорных текстов. В частности, в корякской сказки «Старуха-Злой Дух и мыши» в записи Кецая Кеккетына так же, как и в рукописи Е.И. Дедык, формы прошедшего I (завершенного) времени употребляются параллельно с формами прошедшего II и формами настоящего времени: …dnkbje этьу pipiqblrju jalelafJpom l… Amjatvarja pipiqdrja wanna naquqlujvmПрсш 1 гс’эп to gbntawlajUv°m n… Nem anneycey jajol kulejvbtlunfIaC7 yajy ьпо/рьу… / ‘Тогда мышата скатились… Вскоре мышата зубами продырявили кухлянку и убежали… И вот однажды лиса гуляет по просторам…’ [10, с. 81].
Использование в фольклорном тексте глагольных форм прошедшего I (завершенного) и прошедшего II (неочевидного) времени обусловлено спецификой хронологического плана мифологических повествований: в фольклорных сюжетах корякских мифологических сказок повествуется о давно минувших событиях, завершившихся в прошлом. В то же время исполнение фольклорного текста предполагает воссоздание некогда свершившейся истории здесь и сейчас. Морфологические особенности глагольной лексики фольклорного текста обусловлены прагматическими задачами жанра: мифологический текст предполагает соучастие, новое переживание давно минувших событий. Такая двойственность хронологического плана развертывания сюжета служит основанием для вариативности употребления временных глагольных словоформ в корякских фольклорных текстах.
ЛИТЕРАТУРА
1. Голованева Т. А., Мальцева А. А. Вариант корякской мифологической сказки «Кит» в самозаписи Екатерины Ивановны Дедык // Языки и фольклор коренных народов Сибири. – 2016. – №2 (31). – С. 33-42.
2. Голованева Т А. Самозапись Екатерины Ивановны Дедык: вариант корякской сказки о мышах, которые катались с горы // Языки и фольклор коренных народов Сибири. – 2015. – №2 (28). – С. 25-33.
3. Жукова А.Н. Грамматика корякского языка. – Л.: Наука, 1972. – 323 с.
4. Балчюниене И., Корнев А. Н. Анализ нарративов у детей с недоразвитием речи // Социальное образование. – 2017. – № 3. – С. 32-43.
5. Дядюн С. Д. Морфологические и семантические особенности глагольной лексики хантыйских сказок // Проблемы и перспективы социальноэкономического и этнокультурного развития коренных малочисленных народов Севера. Сб. ст. / отв. ред. С. А. Герасимова. – Ханты-Мансийск, 2017. – С. 126-133.
6. Каракулов Б. И. Некоторые наблюдения над морфологией удмурдского языка: в поэтической лаборатории Ф.И. Васильева (об использовании форм глагола в неочевидном прошедшем) // Творчество Флора Васильева и вопросы языка, литературы, образования в глобализирующемся мире. Сб. трудов конф. – Глазов, 2014. – С. 13-16.
7. Мальцева А. А. Прагматическая и синтагматическая сложность глагольных словоформ в чукотско-корякских языках // Сложность языков сибирского ареала в диахронно-типологической перспективе / отв. ред. А. А. Мальцева. – Новосибирск, 2018. – С. 254-280.
8. Шмид В. Нарратология. – 2-е испр. и доп. изд. – М.: Языки славянской культуры, 2008. – 302 с.
9. Молл Т. А. Краткий очерк грамматики корякского языка // Корякско-русский словарь / сост. Т. А. Молл. – Л.: Учпедгиз. Ленингр. отд-ние, 1960 -237 с
10. Кеккетын К. I-Calcj ь! ljbjon / Книга для чтения. 1-я книга для чтения на нымыланском (корякском) языке для 1-го класса нымыланской начальной школы / под ред. С. И. Стебницкого. – М.-Л.: Учпедгиз, 1936. – 104 с.
Отзыв на «аккорды» театра «Белый Рояль»
ОТЗЫВ НА «АККОРДЫ» ТЕАТРА «БЕЛЫЙ РОЯЛЬ»
THE REVIEW ON THE CHORDS OF THE "WHITE PIANO" THEATRE
Н. К. Баранова
N.K. Baranova
Данная статья – отзыв о яркой, содержательной, по-современному креативной, актуальной работе камерного театра монолога «Белый рояль» под руководством неравнодушного, талантливого человека, заслуженного артиста России и Хакасии, профессора Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, автора театроведческих работ Виктора Федоровича Шлыка. В параметрах жанра «интервью» раскрываются истоки и творческие вехи режиссера-новатора, творческие тайны наиболее ярких постановок, можно сказать, его «авангардного» театра, совмещающего в своей художественной палитре слово и музыку, артистическое искусство и театральный эффект.
This article gives the review on the colorful, informative, modernly creative, topical work of the chamber theatre “White piano” under the supervision of the passionate, talented person, honored artist of the Russian Federation and the Republic of Khakassia, professor of Khakass State University named after N. F. Katanov, the author of the drama study works – Victor Fedorovich Shlyk. The origins and creative milestones of the producer-innovator, the creative secrets of the most striking performances are revealed within the parameters of the “interview” genre. One can call it as his “avant-garde” theatre, that combines in his artistic palette words and music, artistic art and theatrical effect.
Мне посчастливилось увидеть немало спектаклей, поставленных Шлыком Виктором Федоровичем с молодежным камерным театром монолога «Белый рояль». Интересные сюжеты, захватывающие своим содержанием, яркий артистизм исполнителей, передающих глубокие чувства, необычная форма спектаклей, которая складывается из монологов великих классиков, живая музыка – вот характерные черты его постановок. Все актеры умело проникаются значимостью своего монолога в данном спектакле, отчего в целом действие развивается гармонично, и веришь каждому слову выступающих.
Самое интересное в постановках Виктора Федоровича – это то, что почти все его актеры обладают несколькими сценическими талантами: они прекрасно читают стихи, ярко ведут монологи и диалоги, выразительно поют, играют на различных музыкальных инструментах, а главное, умеют своим действием на сцене проникнуть в глубину души каждого зрителя.
В связи с этим понятно, почему камерный театр монолога «Белый рояль» выступает с огромным успехом перед учащимися Детской художественной школы им. Д.И. Караганова, в Абаканской картинной галерее, в музыкальном и педагогическом колледжах, перед студентами Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, в военной части и т.д. Театру рукоплескали в Центре детского творчества ТЮЗ «Бригантина» на родине П. И. Чайковского в г. Воткинске.
Многогранная творческая деятельность В Ф Шлыка (1945), ровесника праздника Победы, по достоинству была отмечена. Виктор Федорович имеет следующие титулы: заслуженный артист Хакасии (1993), заслуженный артист России (2005), член Союза театральных деятелей России, член правления Хакасского отделения Союза театральных деятелей, член Союза журналистов России, кавалер премии «Общественное признание», профессор Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, автор двух театроведческих трудов и учебных пособий «История запад но-европейского театра» и «Грим».
После просмотра ряда спектаклей, великолепно поставленных В. Ф. Шлыком, мне захотелось написать благодарственный отзыв на его замечательную творческую работу. Для этого я подготовила ряд вопросов, на которые Виктор Федорович благосклонно ответил.
– Где вы учились театральному искусству?
– Я закончил Краснодарский институт искусств (теперь он называется «университет искусств»), режиссерское отделение.
Но это было потом…
На самом деле, все, чем я богат, – все это мне дала природа и та среда, в которой я вырос. А вырос я в настоящей российской глубинке на Брянщине в чисто славянском мире, где естественно сочетались речь и обычаи русских, украинцев, белорусов, где я застал еще чисто народные свадебные и религиозные праздники, где говорили на особенном диалекте, состоящем из русских, украинских и белорусских словосочетаний («бульба», «цибуля», «няхай», «чаго ты хочешь»…). Это настоящая музыка речи! Все это было в далекой глуши, среди лесов, лугов и чистой речки по названию Ельня, в 20 километрах от города Клинцы, в поселке Свобода Гнилушского сельсовета.
Учился я в начальной школе нашего поселка, где было только два ученика, а дальше была семилетка в Гнилуше, куда я ходил пешком за семь километров в любую погоду и почти без дороги – по лесу, по голому полю и каждый день. До пятого класса уроки я делал под керосиновой лампой, и я до той поры не знал, что такое электрический свет. Тогда же я услышал впервые радио и познал волшебный мир слова и мир театра у микрофона, был очарован музыкой театрального диалога и голосов оперных арий, исполняемых Лемешевым. Но главное, наверное, было в том, что мои родители от природы были талантливы: обладали великолепными голосами, дуэтом пели народные песни, выводили мелодии так, что лампы тухли. У мамы был от природы голос колоратурного сопрано, а у отца – баритон. Их часто приглашали на деревенские «балы» (так у нас называли застольные праздники). И их всегда называли по имени, отчеству: Федор Маркович и Екатерина Тереховна. Вот эти-то мои природные «университеты» и заложили в меня то, что из меня и получилось потом. Все было продолжено эстетическим воспитанием в техническом училище №2 г. Брянска, где я учился, и где был огромный выбор художественных кружков: хор, вокал, эстрада, драмкружок, и где все это вели настоящие профессионалы: композиторы, музыканты, артисты филармонии, актрисы театра. Именно там я получил роль Самозванца в трагедии А. С. Пушкина «Борис Еодунов» («Сцена у фонтана»). Я пел, читал фельетоны и играл в драмкружке – я, деревенский подросток! Невероятно!
Мои эстетические «университеты» были продолжены даже во время службы в советской армии, где мне также повезло. Я начинал свою трехлетнюю службу под Москвой, в 40 километрах от столицы: командир военной части лучших солдат по выходным отправлял в Московские театры, филармонию. Так я познакомился с Малым театром, Театром на Бронной, бывал на концертах филармонии. А последовавшая затем командировка в г. Еорький (Нижний Новгород) подарила мне знакомство со спектаклями театра имени Станиславского. Я увидел «Антигону», «Трехгрошовую оперу», неоднократно смотрел гастроли цирка с Олегом Поповым, увидел прощальный концерт знаменитого певца Жака Тат- ляна. Посещал неоднократно художественный музей, музей Максима Горького и т. д.
Словом, и учеба в ПТУ, и служба в армии сформировали мои эстетические вкусы и стали моими институтами-университетами.
– Как вы стали режиссером?
– Что касается моих режиссерских работ – они у меня были, но это для меня было не главным. Первой моей режиссерской работой был дипломный спектакль «Наталья». Я тогда работал актером в областном Адыгейском драматическом театре им. А. С. Пушкина в 1980 г. Там же я был сорежиссером (вторым режиссером) в объединенном спектакле «Тиль Улей Шпигель» Шарля де Костера. Сорежиссером был я в нескольких спектаклях и в нашем театре им. Лермонтова.
– Что характерно для вашего театра «Белый рояль»?
– Что касается моих постановок в созданном мной театре «Белый рояль» – это необычная и особая страница моей театральной деятельности. В университете, где я работал на кафедре народно-художественного творчества, помимо театральной, соседствовали несколько других специализаций: оркестровая, хоровая, хореографическая. Это и толкнуло меня на мысль: как объединить средствами театра все это многообразие художественного разнообразия. Так и появился на свет необычный, ни на что не похожий театр монолога «Белый рояль». Первое представление театра состоялось в 2010 г. в художественной школе на фоне белоснежных античных статуй у настоящего белого рояля.
– Что вы считаете главным в этом театре?
– Главным принципом нашего театра является то, что его спектакли строятся из монологов великой русской и зарубежной классики – драматургии, литературы (Чехов, Тургенев, Некрасов, Б. Шоу, Горький и т.д.). Мы делаем то, что никто не делает!
В нашем театре звучит только живая музыка: фортепиано, скрипка, флейта, чатхан, гитара, бубен. И это принципиально.
Видимо за это мы были удостоены чести быть приглашенными на мировой юбилей П.И. Чайковского на его родину в г. Воткинск в 2015 г. Этой чести мы вновь удостоены и в 2020 г. на его 180-летний юбилей, где представим наш прежний спектакль по детской поэзии Чайковского «Думы ангела» на французском и русском языках в сопровождении живой музыки из «Детского альбома».
– Какие готовите новые постановки?
– В начале нынешнего сезона театр «Белый рояль» осуществил постановку спектакля «Суд Париса» гениального античного автора II века Н. Э. Лукиана из Самосаты, где представлены главные греческие боги и богини в споре: кто из них (богинь) краше.
Всего в репертуаре театра пять названий. «Размышления о …», «И это все о …», «Калейдоскоп судеб» составлены из монологов классики. Спектакль «Златое слово» – это спектакль из русских былин, сказаний. Спектакль «Хакасские древности» составлен из древних сказов хакасских алыптыг нымахов, легенд, и действие в нем развивается в сопровождении чатхана и бубна.
К юбилею русского классика И. С. Тургенева у нас появились два спектакля: «Души грезы», состоящий из монологов по произведениям этого писателя, и моно-спектакль «Розы рока», который родился на основе стихотворений в прозе И. С. Тургенева и рок-музыки в живом исполнении. Наш театр – это живой организм, живет в современном ритме, постоянно обновляется и пополняется. В театр приходят студенты всех уровней: школьники старших классов и взрослые, есть школьники из г. Минусинка. Кто-то остается надолго, кто-то нет…
-Где проводятся ваши репетиции?
– Несколько лет мы базировались в подвале музыкального колледжа при университете, теперь же находимся в актовом зале техникума коммунального хозяйства и сервиса, где нам рады.
Уже два года как мы успешно проводим фестивали монолога «Калейдоскоп», которые проходят в самом широком диапазоне – Абакан, Черногорск, Минусинск. Мы очень тщательно формируем жюри из профессионалов «высшей пробы»: актеров, режиссеров, депутатов, музыковедов.
– Где вы выступаете?
– Особенность нашего театра еще в том, что наши выступления проходят в местах, где нас знают и ждут: республиканская библиотека ХГУ (филологи), молодежное объединение «Альтаир» («Сириус») (ежемесячно), в том числе Институт развития, художественная школа (это святое для нас место), также бывали несколько раз в зоне для заключенных, в колледжах. К сожалению, никак не вырисовываются отношения со школами города (это поражает и удивляет). Выступали мы в кафе «Пиросмани», рок- баре. За нынешний неполный сезон мы уже дали 21 спектакль.
Бываем мы и на выездах – в Бее. В качестве гостей нас приглашают на фестиваль профессиональных театров «Белая юрта». Ежегодно принимаем участие в республиканских фестивалях любительских театров, бываем в числе лауреатов. Словом, бываем мы там, где нас ждут и куда нас приглашают.
Наши репетиции проходят три раза в неделю: понедельник, среду и пятницу, с 16:00 ч. – индивидуальные занятия, с 17:00 ч. – общие репетиции в техникуме коммунального хозяйства.
У нас своя электронная почта, группа в социальной сети «ВКонтакте». Все организационные и постановочные вопросы мы также решаем своими силами, для чего учреждены должности директора-организатора, его заместителя, помощника режиссера, зав. костюмного хозяйства, зав. муз. части. Все наши представления проходят на бескорыстной основе.
Что касается меня, как руководителя данного театра, и моего предыдущего опыта подобной работы, то так сложилось, что, работая актером в профессиональном театре в разных регионах нашей страны, я параллельно вел драмкружки в разных учебных заведениях: в школах, техникумах, институтах.
В объединенном хакасском театре им. М. Ю. Лермонтова я появился в 1985 г. одновременно с главным режиссером Семеном Верхградским, благодаря которому я сыграл свои «эпохальные» роли Рылеева, Свердлова, Фирса, и который приглашал меня в свои спектакли в качестве ассистента режиссера. Конечно же, этот опыт мне пригодился в работе с «Белым роялем».
12 апреля, в День космонавтики, картинная галерея провела встречу со мной, как руководителем театра «Белый рояль», и не только… Встреча проходила на фоне живописных портретов актера Шлыка в ролях, сыгранных им на сцене театра в разное время. Эти портреты созданы художниками А. Г. Кобыльцовым и Н. Я. Кобыльцовой. Во второй части встречи был представлен спектакль «И это все о …», который вобрал в себя монологи классиков хакасских и тувинских сказаний. Ярко прозвучал монолог Александры из пьесы А. Н. Соколова «Фантазии Фарятева» в исполнении молодого дарования Владиславы Петрищевой. Искреннее и эмоциональное исполнение Влады тронуло души публики. Глубоко и проникновенно был представлен в театрализованной форме монолог-стихотворение П. Беранже «Нищая» в исполнении опытной актрисы и музыканта Ирины Колосовой. Средствами глубокого драматического содержания стихотворения Беранже в сочетании с надменными мелодиями скрипки, которую актриса использовала в монологе, – все это нашло живой отклик у присутствующих.
Ярко и самобытно прозвучала хакасская легенда М. Е. Кильчичакова «Семь дев» в исполнении Вероники Меткижековой. Выразительная речь в сочетании с национальным колоритом прозвели впечатление. Неповторимо, своеобразно и неподражаемо звучало музыкально-повествовательное тувинское сказание «Палдыр пежик» в исполнении Артура Сотпа.
Взволнованно, непосредственно был исполнен монолог Эльзы из сказки Е. Шварца «Дракон» Викторией Меткижековой. Глубокое постижение роли своей героини иногда даже мешало ее речевой трактовке, но публика ей поверила.
Почти тождественно к себе, как исполнителю, провел свой монолог молодого неудачника из пьесы А. И. Чехова «Чайка» Егор Десятников. Его выразительная речь, проникновение в мир переживаний своего героя трогает. Данная встреча вобрала в себя мир театра, музыки и яркий живописный ряд, как свидетельство эстетического богатства искусства как такового.
Это интервью записано с согласия Виктора Федоровича Шлыка. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей узнало об этом скромном, талантливом деятеле театрального искусства, чтобы ходили на его великолепные спектакли, которые несут в себе высокие благородные мысли и чувства, так необходимые в современном мире.
Образ Коркыт Ата в фольклоре и литературе
ОБРАЗ КОРКЫТ АТА В ФОЛЬКЛОРЕ И ЛИТЕРАТУРЕ
THE IMAGE OF KORKYT АТА IN FOLKLORE AND LITERATURE
Ж. А. Аймухамбет
ZH.A. Aymuhambet
Имя Коркыта известно как гениального жырау, великолепного кюйши, прорицателя, советника ханов, автора удивительно красноречивых слов, сохранившихся в устах народа в качестве назиданий. Все сюжеты, связанные с Коркытом, насыщены явлениями, наполненными особенными таинствами. В казахском фольклоре появление и уход Коркыта связаны с водной стихией, его кобыз воспринимается как свидетельство удивительных возможностей духа, а его кюйи на кобызе обладают неотъемлемой символикой вечной жизни. С судьбой Коркыта связана закономерность жизни, которая предопределяет «единство» противоположностей. Вместе с тем Коркыт является личностью, ставшей персонажем и в письменной литературе. В основу художественных произведений о Коркыте заложены фольклорные мотивы.
Name of Korkyt, who was an ingenious zhyrau (literally – the storyteller), a magnificent kyuyshi (the performer of musical work on a kobyz and a dombra), the prophet, the adviser to khans, the author of wise words which have remained in the memory of people as the author of words of edification, a legendary personality known in all Turkic world including Kazakhs. All legends connected with Korkyt are filled with mysteries. In Kazakh folklore, Korkyt’s emergence and withdrawal from this world are connected with water elements, kobyz – is perceived as the evidence of surprising opportunities of spirit, and his kyuy (pieces of music) on a kobyz possesses the integral symbolics of eternal life. There is a deep philosophical sense in motive of Korkyt running from death. Famous sayings concerning a name of Korkyt as “Wherever you go there is a grave for Korkyt”, “As the flame lit in honor of Korkyt”, etc. considered as words of edification gives us a broad worldview in folklore and mythology of that period. Korkyt’s destiny represents regularity of life, it also predetermines “unity” of contrasts. At the same time, Korkyt is the personality, who had become the character in written literature too. The important thing is that the basis of legends and literary works about Korkyt are made by folklore motives. The main aim of this article is to make deductions on the basis of the analysis of the works devoted to this t-heme.
В мифологии имя Коркыта известно как гениального жырау, великолепного кюйши, прорицателя, советника ханов, автора удивительно красноречивых слов, сохранившихся в устах народа в качестве назиданий. Все сюжеты, связанные с Коркытом, насыщены явлениями, наполненными особенными таинствами. В казахском фольклоре появление и уход Коркыта из этого мира связаны с водной стихией, его кобыз воспринимается как свидетельство удивительных возможностей духа, а его кюйи на кобызе обладают неотъемлемой символикой вечной жизни. С судьбой Коркыта связана закономерность жизни, которая предопределяет «единство» противоположностей. Вместе с тем Коркыт является личностью, ставшей персонажем и в письменной литературе. В основу художественных произведений о Коркыте заложены фольклорные мотивы.
В казахском фольклоре рождение Коркыта связывают со сверхъестественными явлениями. В героических сказаниях «Ляпам ыс батыр», «Кобыланды батыр» мотив появления главного героя подобен рождению Коркыта, но в описании рождения Коркыта включены строки о вселенском потопе.
Коркыт туар кезшде Кара жерд!
кул алган Кара аспанды су алган.
Ол туарда ел коркып,
Туган сон эбден куанган!
В пору рождения Коркыта Черную землю осыпал пепел,
Вся земля утопла в воде.
Когда он рождался, народ боялся,
И наконец, родившись, он Обрадовал всех ликованием.
Эти строки напоминают сюжеты, связанные с вселенским потопом. В космологических мифах подобные сюжеты занимают особое место. По мнению исследователей, сюжеты о вселенском потопе встречаются в «Эпосе о Гильга- меше», такие же сюжеты приводятся в священных книгах. В шумерской мифологии весь мир изначально был покрыт водой. Виновен в этом повелитель океанов – ужасное чудовище, женщина-божество по имени Тиамат. На битву с ней выходит Мардук, чтобы победить ее и обустроить миропорядок. Мардук побеждает и разрубает ее тело надвое, из ее верхней части он создал небо, а из нижней – землю [1].
В китайской мифологии борьбу с наводнением ведут духи небес и гор, великаны и герой. Так, на борьбу с водной стихией отправляется сын правителя Чжаунь-сюйя – Гунь, но ему не удается обуздать ее. После гибели Гунь из его мертвого тела возрождается Юй, которому было суждено обуздать стихию. Потоп в китайской мифологии – это результат проклятия богов, испытания, насланные на людей, борьба и победа над ней – победа всех земных сил и их триумф [2, с. 110-112].
Согласно казахской мифологии, когда наступил вселенский потоп, по воле Аллаха, в качестве спасителя человечества выступил пророк Нух (согласно Библии – пророк Ной), судно которого пристало к горе Казыгурт. Гора Казыгурт занимает важное место в мировой мифологии, в том числе и в казахской мифологии. О том, как на вершине горы Казыгурта останавливалось судно, и как начиналось возрождение новой жизни, в казахской мифологии повествуется с особым вдохновением.
По мнению исследователей, из всех мифов мира наверняка самый живучий и распространенный миф о вселенском потопе. Великое наводнение уничтожило почти все человечество или, по крайней мере, значительную его часть. Подобное можно встретить в поверьях практически каждого народа, в том числе и у казахов. Даже рождение Коркыта связано с такими сверхъестественными явлениями, как покрытие неба темной завесой, земли потопом, соответственно появившийся на свет при таких обстоятельствах человек уже является необыкновенным. Это своего рода «малый потоп» из тюркской мифологии.
А. Маргулан, изучая множество древнейших легенд, пришел к выводу, что «местность, где проживал Коркыт, относится к низовьям Сырдарьи, поэтому эта местность у казахов называлась «Су аягы Курдым» – букв, «место, где сгинул в воде Коркыт». Подобный сюжет есть и в киргизском эпосе.
Народная этимология производит имя Коркыт от глагольного корня корк ‘бояться’. В казахском языке слово цорцыт имеет значение ‘испугать, ‘перепугать”, ‘устрашить. По этому поводу В.М. Жирмунский, ссылаясь на А. К. Боровкова, пишет: «Рассмотрение лексики среднеазиатского подстрочного перевода и комментария к Корану (тафсир) ХП-ХШ вв. позволило ему установить наличие в тексте переносных значений имен, производимых от глаголов цорц ’бояться’, ‘пугаться’, цорцут “пугать, “устрашать, цорцганпар “набожные . ‘благочестивые’ (т. е. боящиеся бога) и др.: коркутгап или коркутгучи обычно переводят по-арабски как nazir ‘увещевать’, ‘проповедник’, ‘наставник, “посланник’. В таком случае слово «Коркут» могло бы иметь такое же значение и было бы по своему происхождению именем-прозвищем» [3, с. 164].
Известно, что в чреве своей матери Коркыт находился три года. Трехмерность вертикального познания мира свойственна мифологии всех народов. Соответственно, небесный, земной и подземные миры представляют из себя пространство, которое всецело раскрыло все свои секреты Коркыту.
Сохранившиеся сюжеты легенд и мифов о Коркыте занимают важное место в культуре народа. Согласно народным поверьям, у мавзолея Коркыта вечно горит огонь и слышны наигрыши кюйя на кобызе. Коркыту, как мудрецу и учителю народа, приписываются изречения народной мудрости – пословицы: «Корцытца жаккан шырактай» – Как пламя, зажженное в честь Коркыта’ и др.
«Книга Коркыт ата» относится к ряду произведений литературы, ярко изображающих данный литературный образ. В этом литературном памятнике огузо-кипчакского периода создан образ мудрого прорицателя, великого сказителя- жырау, советника ханов, сражавшегося за единство народа. В 1922 г. в журнале «Шолпан» была опубликована поэма «Коркыт», написанная выдающимся казахским поэтом Магжаном Жумабае- вым. В основу поэмы заложены устные народные сюжеты о Коркыте. М. Жумабаев, изображая образ гениальной личности тюркского мира, связывает его образ с алтайскими горами. Так, поэт повествует «Как испокон веков народ алаш жил в раю, обетованном Алтае» и «В одиночестве бродил в просторах он Алтая» [4, с. 155]. В поэме М. Жумабаева через образ Коркыта отчетливо прослеживаются разочарование и мучительные переживания о наступивших временах.
«Образ Коркыта, как проводника, связывающего два мира, лег в основу написания новой фантастической повести Р. Бектыбаева «Кбайта оралган Коркыт ата» – «Вновь вернувшийся Коркыт ата». В 1998 г. эта повесть была переведена на турецкий язык. В самом начале произведения автор объясняет этимологию имени главного героя и пишет: «По тому, как известно нам, Коркыт (Хор-Хут) означает снизошедший с небес, созданный из солнца величественный бог, стрела, принадлежавшая ханам и царям, дарящая жизненную энергию – «Кут» («Благодать»), Вместе с тем, он является царем подземного царства, обладающий огромной силой. Тем более Коркыт являлся тем, кто мог проливать дожди, пускать реки вспять и вести беседу с Тенгри. Ко всему этому, выросшее на кыпчакских степях венгерское племя мадияр, слово «Коркыт» связывает со словом «великий» [5, с. 84].
Исследователи считают, что «использование готовых сюжетов» присуще «эпохе синкретизма». «В эту эпоху два событийных архетипа проявляются как определенная степень художественного развития, в языковом изложении в этих готовых сюжетах наблюдается ее кумулятивные и циклические виды» [6, с. 169]. О. М. Фрейденберг пишет: «закончилось время воспроизведения сюжетов, теперь начинается время их использования» [7, с. 322]. Здесь исследователь объединяет кумулятивную и циклическую структуры, рассматривая ее с позиции «мифологического сюжета».
Исследователь литературы древнейших эпох А. Кыраубаева пишет: «Тематика жизни и смерти присутствует в таких древнейших источниках культуры человечества, как «Гильгамеш» и «Авеста» [8, с. 39]. В «Книге о Коркыт ата» данная тематика раскрыта в главе, посвященной храброму Домрулу.
Дастан «Корцыттыц керш («Могила Коркыта») поэта Иран Гайыпа был написан на основе известных в народе сюжетов о Коркыт ата. Основными персонажами мифодраматической поэмы являются мудрец Коркыт ата, Краснокрылый Душегуб Азраил, Каракожа-Огыз (отец Коркыта), Камка-Кипчак-ана (мать Коркыта), Сарын-ару (супруга Коркыта), Кахан (правитель), Рапиль (друг), Нике (любовница). Кроме этого, в поэме присутствуют Голоса и Сорок девушек. События относятся к периоду пророка Мухаммеда (сгс) (VII—VIII), местом происходящих событий являются берега Баята (р. Сырдарья). В содержании драматической поэмы отчетливо прослеживаются узнаваемые сюжеты. И Гайыпу удалось показать яркую, красочную поэтическую изюминку, используя известную сюжетную линию.
Наиболее широким распространением пользуется легенда о смерти прорицателя, записанная в нескольких вариантах, когда, боясь смерти, Коркыт изготовил кобыз, издающий печальную и дивную мелодию.
В содержании драмы Коркыт взывает к владыке небес – Тенгри. Эти действия происходят на фоне «Поднебесия… На земле… В великой степи… На природе». Коркыт в безутешном плаче, стремящийся в небеса с целью беседы с Всевышним-Тенгри, предстает в образе, олицетворяющим всю печаль человечества.
В драме И. Гайыпа рождение Коркыта переданы следующим образом:
Мен келерде –
Ай менен кун шагылысып,
Аруана-пршгчк
Кушсшен жанылысып
Ауа козданып
Кара аспанды бу алды
Топырак базданып
Кара жсрд| су алды.
Ею аякты жумыр бастыньщ
Зэре-кутын ушырып,
Салып тудым лацды…
Когда я рождался.
Луна и солнце пересеклись.
Сбив с колеи
Великую гармонию жизни.
Все небеса объяло Темной мглой.
Разгорячился воздух.
Черная земля покрыта водой.
Перепугал народ.
С такой вот смутой Родился я на свет.
Пер. автора
В монологе Коркыта рассказывается о том, как мудрец, испытывая душевное волнение в обществе людей, устремляется в бегство, где наедине с природой и молитвами старается познать тайны мироздания.
Во второй сцене Коркыт с посохом в правой руке и с кобызом на левой руке ведет разговор с птицами: Кобыз yiiine/ зармых /Цорцыгл. – ‘Мы так истосковались / По звуку кобыза / Коркыт’. А голоса журавлей передают ему, что его ожидает красивая и статная подруга сердца. В этот момент он начинает играть на кобызе. Кюй продолжается видениями. Коркыт, вслушиваясь к каждому звуку кобыза, впадает в транс и видит свою Сарын-ару в сопровождении сорока девушек. Очарованные дивным звуком, утомленные долгой дорогой, они попадают в пустыню, где все сорок девушек погибают, а Сарын-ару с израненными стопами, дойдя до Коркыта, падает в беспамятстве. В другом варианте легенды, кроме сорока девушек, упоминается о величественной деве.
В драме И. Гайыпа сюжетная линия претерпела литературную обработку в виде хромоты Сарын-ару. События второй части драмы начинаются со смерти Кагана. В этот момент одновременно происходит и землетрясение, и затмение солнца, издалека доносится мелодия кобыза, и появляется Коркыт. Пытаясь оживить бека, Коркыт ударяет свой посох о землю, звоня бубенцами, призывает всех джинов, но все попытки оказываются тщетными. В драме образ Коркыта, борющегося со смертью, становится все более сложным. Пытаясь показать свое превосходство, Смерть-Азреил вселяет душу в тело Правителя-Бека. Бек, взойдя на трон, спрашивает, кому принадлежат кобыз, а кому – могила. Голоса отвечают ему, что кобыз и могила принадлежат Коркыту. И. Гайып через постоянную формулу, выраженную изречениями народной мудрости, подводит к мифу о смерти. Далее Коркыт должен был спуститься в могилу, выкопанную для Правителя-Бека. В драме Коркыт узнает, что Душегубом-Азреилом является не кто иной, как сам Тенгри, он преклоняет голову перед его величием. Голос Тенгри говорит ему, чтобы «вместо своей души он нашел другую». Отчаявшийся Коркыт называет имена – Каракожи (отец), Камки (мать), Рапиль (друг), Ники (любовница). В столь тяжелый для Коркыта миг спасает его супруга Сарын-ару. Она просит Азреила взять ее душу. Но он не осмеливается взять ее душу, потому что она беременна. Коркыт соглашается отдать свою душу, но с условием, что перед смертью он сыграет на кобызе. Как только он начинает играть на кобызе, из могилы исчезает Смерть- Азреил и замолкают голоса, но как только умолкает кобыз, то все снова начинают кричать «могила для Коркыта».
В четвертой сцене Прорицатель-Коркыт, сидя на расстеленном ковре на водной глади Сырдарьи, играет на кобызе. Когда он засыпает, его кусает змея. Последняя воля Коркыта – похоронить его в Казалы, а его кобыз отдать сыну. Автор в момент кульминации сюжета обрамляет текст драмы следующими строками: «как будто солнце затмилось, как будто землю раскачало», тем самым придает драме значительную художественность и глубже раскрывает его мифическую сущность. Мифодраматическая поэма «Могила для Коркыта» И. Гайыпа преобразовывается в соответствии с идейно-художественными целями, которые автор построил на драматических коллизиях, что позволило глубже раскрыть сложный образ таинственного Мудреца-Коркыта.
Для кочевников личность Коркыта навеяна ареалом особой таинственности. Кюйи Коркыта- «¥шардыц улу ы». «Желмая», «Таргыл тана», «Башпай», «Эуппай» и др. – являются основой развития искусства кюйев. Легенды, связанные с кюйями, в казахском фольклоре занимают особое место. Они сочетают в себе синтез импровизаторства кюйшы и баксы, мудрости и дара, свойственные сказителям-жырау. Если верить догме ученых мифологов, то вера в мифы раскроет истины, которые таятся в них. Только тогда можно будет познать таинства «жизни, которые будут после этой жизни», и только тогда человек сможет вернуться снова в столь желанную для него «вечность» и «обетованное место». Личность Коркыта, так отчаянно искавшего место, где можно было бы найти вечное пристанище, наполнена столькими загадками. Само появление Коркыта на этот свет было ознаменовано «малым потопом», уход в вечность тоже связан с водой. Коркыт для кочевников стал символом вечности духа, а значит, и вечности жизни.
ЛИТЕРАТУРА
1. Культура древнего Двуречья [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://kazorta.org/ezhelgi- os-zen-m-denieti/ (дата обращения: 05.09.2018).
2. Садовская И. Г. Мифология. – М.: МарТ; Ростов н/Д: МарТ, 2006. – 343 с.
3. Книга моего деда Коркута. – М.-Л.: АН СССР, 1962. – 299 с.
4. Жумабаев М. Кеп томдьщ шыгармалар жинагьг. 1 том. – Алматы: Жазушы. 2008. – 208 б.
5. Бегатбаев Р. Кбайта оралган Коркыт Ата: Повесть жэне эцпмелер. – Алматы: Жазушы, 1998. – 84 б.
6. Теория литературы: учеб, пособие для студ. филол. фак. высш. учеб, заведений: ИЦ «Академия». В 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. – Т. 2. – М„ 2004. – 368 с.
7. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. – М.: Лабиринт, 1997. – 448 с.
8. Кыраубасва А. Ежелп эдебиет. – Астана: Елорда, 2001. – 224 б.
Фрагмент зеркала династии Тан с новой Рунической надписью
Эта статья посвящена введению в оборот новой
рунической надписи из Минусинской котловины, принадлежащей к достаточно редкой и сложной для прочтения разновидности текстов, вырезанных на металлических зеркалах и их фрагментах.